Подлинная жизнь Себастьяна Найта

Теперь вы должны рассказать мне как можно точнее, сказала мадам Лесерф, - tout ce que vous croyez raisonnable de demander а une tasse de thй. Я подозреваю, вы любите добавить немного сливок, ведь вы жили в Англии. А знаете, вы похожи на англичанина.

Предпочитаю походить на русского, - сказал я.

Вот русских, боюсь, я вовсе не знаю, не считая Элен, разумеется. Эти бисквиты, по-моему, довольно милы.

А что же ваш сюрприз? - спросил я.

У ней было чудное обыкновение внимательно смотреть на вас - не в глаза, нет, а на нижнюю часть лица, словно у вас там крошки или что-то еще, и неплохо бы это смахнуть. Сложена она была для француженки очень изящно, а прозрачная кожа и темные волосы представлялись мне весьма привлекательными.

Ах! - сказала она. - Я спросила ее кое о чем, по телефону, и... - она помедлила, видимо наслаждаясь моим нетерпением.

И она ответила, - сказал я, - что никогда не слыхала этого имени.

Нет, - сказала мадам Лесерф, - всего-навсего рассмеялась, но мне этот ее смешок знаком.

Кажется, я встал и прошелся по комнате вперед и назад.

Ну, - наконец сказал я, - вообще говоря, это не повод для смеха, не так ли? А она знает, что Себастьян Найт умер?

Мадам Лесерф прикрыла темные бархатистые глаза в безмолвном "да" и вслед за тем снова взглянула на мой подбородок.

Вы с ней виделись в последнее время, - я хочу сказать, видели вы ее в январе, когда известие о его смерти попало в газеты? Она опечалилась?

Послушайте, мой дорогой друг, вы странно наивны, - сказала мадам Лесерф. - Есть разные виды любви и разные виды печали. Положим, Элен - это та, кого вы ищете. Но зачем полагать, что она любила его настолько, чтобы оплакивать его смерть? Или, быть может, она любила его, но у нее особые взгляды на смерть - такие, при которых истерики исключаются? Что мы знаем об этом? Это ее личное дело. Она, надеюсь, все вам расскажет, но до того времени вряд ли будет справедливым ее оскорблять.

Я ее не оскорблял, - воскликнул я. - И сожалею, если сказал что-то несправедливое. Но расскажите же мне о ней. Давно вы ее знаете?

О, за последние годы, не считая этого, я виделась с ней нечасто, она, знаете ли, все в разъездах, - но мы вместе учились в школе, здесь, в Париже. Ее отец был русский, художник. Она совсем еще девочкой вышла замуж за того дурака.

За какого дурака? - заинтересовался я.

Ну, за мужа своего, конечно. Большинство мужей - дураки, но тот был hors concours. По счастью, это тянулось недолго. Попробуйте моих. - Она вручила мне и свою зажигалку тоже. Бульдог зарычал во сне. Она подвинулась и свернулась на софе, освободив для меня место. А вы, похоже, мало знаете женщин, да? - спросила она, погладив себя по пятке.

Меня интересует только одна, - ответил я.

А сколько вам лет? - продолжала она. - Двадцать восемь? Я догадалась? Нет? О, ну, тогда вы старше меня. Но не важно. О чем это я говорила?.. Да, я кое-что знаю о ней из ее рассказов, ну и то, что сама раскопала. Единственный мужчина, которого она любила по-настоящему, был женат, это еще до ее замужества, она тогда была худышка, понимаете? - и он то ли устал от нее, то ли еще что. После у ней были романы, но, в сущности, это не имеет значения. Un coeur de femme ne ressuscite jamais. Потом приключилась одна история, о ней она мне рассказала подробно,- эта была довольно печальной.

Она рассмеялась. Зубы ее были великоваты для маленького, бледного рта.

У вас такой вид, будто моя подруга была вашей любовницей, - сказала она, дразнясь. - А кстати, я все хотела спросить, откуда у вас этот адрес, - я имею в виду, что заставило вас искать Элен?

Я рассказал ей о четырех адресах, полученных в Блауберге. Назвал имена.

Это великолепно, - вскричала она, - вот это, я понимаю, энергия! Voyez vous зa! И вы ездили в Берлин? Она еврейка? Обворожительно! А других вы тоже нашли?

Одну повидал, - сказал я, - этого хватило.

Которую? - спросила она, корчась от неуемного веселья. - Которую? Мадам Речную?

Нет, - сказал я. - Ее муж снова женился, а она исчезла.

Но вы прелестны, прелестны, - приговаривала мадам Лесерф, утирая слезы и зыблясь от нового смеха. - Представляю, как вы врываетесь к ним и натыкаетесь на ни в чем не повинную парочку. Ох, я сроду ничего не слыхала забавней. И что же, его жена спустила вас с лестницы или как?

Оставим это, - сказал я с некоторой резкостью.

Ее веселье рассердило меня. Боюсь, она обладала французским чувством юмора по части супружеских дел; в иную минуту оно показалось бы мне привлекательным, но именно сейчас я ощущал, что ее легкомысленно малопристойный взгляд на мое расследование чем-то оскорбителен для памяти Себастьяна. Это ощущение росло, и мне вдруг подумалось, что, может быть, и само это дознание непристойно, а моя неуклюжая погоня за призраком уже исказила всякое представление, какое я мог бы составить о последней любви Себастьяна. Или гротескная сторона поисков, предпринятых мною во имя Себастьяна, пришлась бы ему по вкусу? Сочтет ли герой биографии, что присущий ей особый "найтовский поворот" сполна возмещает промахи биографа?