— Мэй, Беллы и Мэдди… Брат Стефан — их биологический отец.
Я почувствовал, как округлились мои глаза.
— Ты прав, не в традиции нашего народа знать своих детей, — сказал Райдер. — Но брат Стефан хотел растить своих девочек с той минуты, как они родились. Он боролся за них, за то, чтобы видеться с ними, однако был вынужден наблюдать за ними издалека. Но когда мой дядя объявил их окаянными, он попытался забрать их из общины. Он знал, что ждет окаянных, и не мог смириться с тем, что подобное произойдет с его детьми. Поэтому он попытался их забрать. У него это почти получилось, но его остановили последователи-охранники. Сначала его чуть не прикончили наказаниями, которые ему пришлось вытерпеть, а потом, когда он не раскаялся, выслали в общину вероотступников.
— В общину вероотступников? — Кай снова подошел ко мне. Туда, где он, бл*дь и должен был стоять. — Что еще за община вероотступников?
— Куда отправляли всех, кто не придерживался правил коммуны. Тех, кто пытался забрать оттуда свои семьи. Тех, кто пытался положить конец обрядам Дани Господней и Небесного Пробуждения. Я даже не подозревал о существовании такой общины, пока Хармони и ее опекунов не определили в мой тюремный блок. Они узнали, кто я такой, и всё мне рассказали. Включая то, что мой дядя был осужденным педофилом, а потом придумал этот культ и вместе с такими же больными на всю голову друзьями создал секс-кружок. Они использовали религию как прикрытие.
— Так значит, — смеясь, произнес Кай. — Вся твоя гребаная жизнь, всё, что ты натворил — предал нас, забрал девчонок, оказался в камере — все это было ради какого-то куска дерьма? Все ради похотливого члена дяди Давида?
Кай рассмеялся еще громче, прямо Райдеру в лицо. Братья тоже. Но я не смеялся. Я наблюдал за Райдером. За его реакцией. Я всегда чуял обман. И то, что я увидел, меня просто потрясло — псевдо-Пророк, все больше и больше сникал, чувствуя каждую брошенную в его адрес шуточку. Чувствуя жгучий стыд за то, что цель всего его гребаного существования сводилась к тому, чтобы сморщенный член его дяди мог насиловать детей.
Райдер уронил голову, и его лицо приняло чертовски подавленное выражение. Если бы я был хорошим парнем, я бы, наверное, посочувствовал этому жалкому неудачнику. Но я тоже был тем еще мерзавцем, поэтому не почувствовал к нему ни капли сострадания.
— Да, — прохрипел Райдер. — Все это было зря. Вся моя жизнь, все то дерьмо, что я сделал… все это было зря.
Когда и от этих его слов смех в сарае не стих, я свистнул, и по помещению пронесся оглушительный звук. Повернувшись к каждому из своих братьев, я ледяным взглядом безмолвно приказал им заткнуть свои гребаные рты.
Все затихли.
— Да. В Пуэрто-Рико, — подняв голову, ответил Райдер. — Её чуть не убил брат Гавриил, старейшина, который всю жизнь ее обучал.
Голос Райдера понизился, и мне стало ясно — о своих чувствах к Белле он не лгал. Ублюдок зверски разозлился из-за педофила, который, как мы все думали, ее убил. Разозлился так же, как и все мы, когда всаживали пули и ножи в головы этим тварям.
— Один из охранников коммуны вероотступников приехал в их старую общину, чтобы встретиться со старейшинами. Это было их прикрытие, роли, которые они должны были играть, чтобы никто не обнаружил их истинного замысла. Это произошло в тот день, когда Мэй должна была выйти замуж за Пророка Давида. Другие охранники были заняты, поэтому ему приказали избавиться от тела Беллы и похоронить ее, как положено окаянной — в безымянной могиле. Но когда он открыл камеру и увидел там ее, все изменилось. Сначала он подумал, что она мертва, но когда выяснилось, что это не так, ему удалось воспользоваться поднявшейся из-за побега Мэй суматохой и вывезти ее.
— Когда она приехала в Пуэрто-Рико, брат Стефан сразу понял, кто она такая — ее внешность, на запястье — татуировка окаянной из
— До сегодняшнего дня, — сказал Смайлер, изрядно шокировав меня тем, что заговорил.