Подлинное искупление

Я взял из рук Кая бутылку «Джека» и сделал большой глоток. Кай вздохнул, но я чувствовал, как внутри него кипит гнев, видел, как его лицо исказила ярость.

— Клянусь, брат, — проговорил он резким, ледяным голосом. — Если бы я только мог попасть в эту долбанную общину, я бы туда пошел. И я прикончил бы нахер всех этих ублюдочных педофилов. Я бы содрал с Райдера кожу и швырнул его тело в огонь за то, что он стоял и смотрел, что они с ней делают. Но Иуда, его псих-близнец, который приказал сотворить с Ли всю эту хрень… С этим куском дерьма я бы действительно повеселился.

Голос Кая надломился, и у меня, сука, остановилось сердце.

— Это я до хера нагрешил. Да, бл*дь, всё так. Я заслуживаю наказания. Но Ли? Она самая милая сучка на свете, за что ей всё это? Мало того, что ее снова и снова насилуют эти больные мрази, ее ещё жгут, избивают. Она обезображивает свое прекрасное лицо шрамами, потому что думает, будто она — порождение дьявола… и вот теперь ей, по ходу, не судьба иметь детей? Это что, мать вашу, справедливо?

На глазах у Кая выступил слёзы. Я уже хотел было что-то сказать, как вдруг кто-то скользнул мимо меня.

Лила.

— Кай, малыш, — тихо позвала она.

Кай поднял голову. Он отвернулся от жены, но она вынудила его взглянуть на нее. Наклонившись, она обхватила руками его голову, мой брат рухнул Лиле на грудь и его, бл*дь, как прорвало.

— Шшшш, — утешала его она.

Я встал, чтобы уйти. Лила потянулась к моей руке.

— Я расскажу Мэй и Мэдди, обещаю. Я не смогу долго от них это скрывать.

Она помолчала, затем добавила:

— Но пусть Мэй насладится этим днем. Она заслужила право быть счастливой и ни о чём не беспокоиться. Потому что она будет за меня переживать, она всегда переживает… это разобьет ей сердце.

Я кивнул и беззвучно, одними губами, произнес:

«Мне жаль».

Лила улыбнулась, а затем повернулась к растворившемуся в ее объятьях мужу, моему лучшему другу, который пребывал в полном раздрае. Я медленно шел обратно в клуб, и с каждым шагом во мне всё больше закипал гнев. Кай был прав. Эти долбанные сектанты не заплатили за то, что сделали с его женщиной. Не достаточно. Они не поплатились за то, что сделали с Мэй, чёрт, и с малышкой Мэдди тоже.

На входе в клуб меня встретил взрыв смеха. Чувствуя неодолимое желание прижать к себе Мэй, я направился прямо к ней. Я поднял ее, скользнул на ее место и тут же усадил себе на колени. Пока они с Красоткой разговаривали, я ее обнял. Мои руки оказались у нее на животе. Мэй вручила мне сонограмму, и я уставился на маленький зернистый снимок. Я смотрел и смотрел, все время чувствуя себя последним дерьмом из-за моего брата и его сучки, подыхающим от горя там на улице.

И чем дольше я смотрел, тем больше росла моя ненависть. Ненависть к тем мразям, которые истязали наших женщин. Мразям, которых, если снова увижу, убью медленно и мучительно. Я воздам им по заслугам. Отправлю их всех к Аиду без монет на глазах.

Прямиком в ад, где им самое место.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Райдер

Услышав последние слова Хармони, я напрягся всем телом.

«Я окаянная женщина Евы…»

«Нет, — подумал я. Ее признание лихорадочно вертелось у меня в голове. — Нет, нет, нет!»

Когда между нами повисла гнетущая тишина, у меня внутри образовалась черная дыра. Звуки моего глубокого, отдающегося от пола дыхания, казались мне раскатами грома. Перед глазами проносились образы Мэй, Далилы и Магдалины.

Я вспомнил слова Иуды. Когда я сказал ему, что мы все обречены…

«Я нашел ещё одну», — объявил он. Тогда я над этим не задумался, но…

Теперь, чтобы исполнить великое пророчество, у него имелась другая окаянная сестра Евы.

«Нет, только не это снова».

Я прижал ладони к полу. От малейшей попытки подняться у меня задрожали руки, но я проявил упорство, и мне удалось принять сидячее положение.

Я придвинулся поближе к щели и прислонился головой к стене. Закрыв глаза, я боролся с окутавшей мое сердце тьмой. Гнев был настолько сильным, что я почувствовал, как он прожигает мне вены. Моя спина застыла, мышцы натянулись от сковавшего меня напряжения.

— Хармони, — позвал я, и мой голос показался мне каким-то чужим.

Последовала долгая пауза, потом она ответила:

— Я здесь… Уверена, что он теперь никуда меня не отпустит.

У меня в груди всё сжалось от того, с какой грустью она это произнесла, с чувством полного поражения. Я не знал эту женщину, но меня это не заботило. Она была первым человеком, с которым я говорил без какого-либо личного умысла, без густого тумана моей благочестивой веры, определяющей мои слова и действия. Она не знала меня как наследного Пророка. Не знала как брата-предателя Палачей. Она знала меня как незримого узника — отверженного грешника, такого же, как и она сама.

— Послушай меня, Хармони, — прохрипел я и положил руку на шершавую стену.