Подлодка

Командир не подвержен красноречию. Его официальные рапорты своим лаконизмом напоминают сочинения младших школьников. Его сложно разговорить. Обычно мы понимаем друг друга, обмениваясь обрывками фраз и вскользь брошенными намеками. Едва заметная ирония в голосе, чуть заметный изгиб губ, и я понимаю, что он действительно имеет ввиду. Когда он нахваливает штаб подводного флота, глядя мимо меня, сразу становится понятно, что он хочет этим сказать.

Это наша последняя ночь на берегу. За потоком слов скрывается гложущее беспокойство: Все ли будет хорошо? Справимся ли мы?

Я успокаиваю сам себя: Старик — первоклассный командир. Хладнокровный. Не надсмотрщик на галерах. Не сумасшедший, кровожадный сорвиголова. Надежный. Ходил на парусных кораблях. Выбирался из всех передряг. На его счету двести тысяч тонн — потопил столько кораблей, что ими можно было бы заполнить целую гавань. Всегда выходил сухим из воды, из самых тяжелых ситуаций…

Мой рыбацкий свитер пригодится, если мы пойдем на север. Я просил Симону не провожать меня до гавани. Ни к чему хорошему это ни приведет. Эти идиоты из гестапо следят за нами, как рысь за своей добычей. Завидуют, сволочи. Мы — добровольческий корпус Денитца, они не могут тронуть нас.

Непонятно, куда нас направят на этот раз. Может, в середину Атлантики. Там сейчас немного подлодок. Очень плохой месяц. Их оборона усилилась. Томми научились многим новым трюкам. Пора наших удач прошла. Теперь конвои отлично охраняются. Прин, Шепке, Кречмер, Эндрасс — все атаковали конвои. Всем им досталось почти в одно и то же время — в марте. Больше всех не повезло Шепке. Зажало между перископом и бронеплитой рубки, когда эсминец протаранил его разбомбленную лодку. Асы! Их не так много осталось. У Эндрасса сдали нервы. Но Старик все еще цел, образец абсолютного спокойствия. Весь в себе. Не гробит себя выпивкой. Сидя здесь, выглядит полностью расслабленным, погруженным в свои мысли.

Мне надо выйти на минуту. В туалете я слышу разговор двух вахтенных офицеров, стоящих рядом со мной у кафельной стены, украшенной желтыми пятнами мочи:

— Мне надо сегодня трахнуться.

— Не сунь свой член по ошибке не в ту дырку. Ты уже нажрался.

Когда первый уже почти вышел из туалета, другой орет ему вслед:

— Когда будешь ее иметь, засунь ей и мои приветствия!

Люди с лодки Меркеля. Напившиеся вдрызг, иначе они вряд ли так грязно выражались бы.

Я вернулся к столу. Наш главный инженер тянется за своим бокалом. Человек, совершенно непохожий на капитана. Черные глаза и заостренная бородка делают его похожим на испанца с портрета Эль Греко. Нервный тип. Но лодку знает до последнего винтика. Ему двадцать семь лет. Правая рука командира. Всегда ходил в море со Стариком. Они понимают друг друга с полуслова.

— Где наш второй помощник? — интересуется Старик.

— На борту. На дежурстве, но, может, он подтянется попозже.

— Кто-то должен сделать работу. А первый помощник?

— В борделе! — ответил, ухмыляясь, шеф.

— Он в борделе? Не смешите меня! Наверно, составляет завещание — вот человек, у которого все дела всегда в порядке.

О стажирующемся инженере, который присоединится к команде на время этого похода и, скорее всего, заменит шефа после, Старик вообще не спросил.

Значит, нас будет шестеро в кают-компании. Слишком много человек за одним маленьким столом.

— А где Томсен? — задает вопрос шеф. — Надеюсь, он не заставит нас стоя приветствовать его.

Филипп Томсен, командир лодки UF, недавно получивший Рыцарский крест, сегодня днем рапортовал о походе. Глубоко сидя на обтянутом кожей стуле, расставив локти, сложив руки как для молитвы, он мрачно уставился поверх них на противоположную стену:

— …Потом нас гоняли три четверти часа глубинными бомбами. Сразу после взрыва, на глубине около шестидесяти метров, шесть или восемь бомб разорвались достаточно близко от лодки. Точная работа. Особенно одна хорошо пришлась — вровень с орудием и примерно метров шестьдесят в стороне, трудно попасть лучше. Остальные легли на расстоянии от восьмиста до тысячи метров от нас. Час спустя еще серии бомб. Был уже вечер, около 23.00. Сначала мы оставались на глубине, затем бесшумно ушли, медленно поднимаясь. Затем мы всплыли в кильватере конвоя. На следующее утро в нашем направлении устремился крейсер. Волна — три балла, и умеренный ветер. Шквальный дождь. Довольно облачно. Самая подходящая погода для надводной атаки. Мы погрузились и выровнялись для атаки. Залп. Торпеда прошла далеко от цели. Потом еще раз. Эсминец двигался малым ходом. Попробовали кормовым аппаратом — получилось. Мы шли за конвоем, пока не получили приказ поворачивать назад. Зецке обнаружил второй конвой. Мы установили контакт и обменивались оперативными сообщениями. К 18.00 мы догнали его. Погода была хорошая, море — от двух до трех баллов. Легкая облачность.

Томсен прервался.