Подлодка

Дифферентные емкости служат для изменения продольного крена лодки под водой. Если лодка клюет носом вперед либо центр тяжести смещен к корме, ее можно поставить на ровный киль, перераспределив воду между двумя ячейками. Иначе говоря, добиться нулевого дифферента. Так как под водой лодка может потерять как поперечную, так и продольную остойчивость, то значимость этих ячеек невозможно переоценить: они для нас так же важны, как балансировочный шест для канатоходца. Это еще одно наше отличие от надводных кораблей: те при волнении на море, само собой, сильно раскачиваются с борта на борт, но им никогда не взбредет на ум попытаться стать на нос вверх кормой.

Для лодки же, находящейся под водой, продольный наклон в сорок градусов — обычное явление. В противоположность надводным судам подлодка в погруженном состоянии очень чувствительна к смещению центра тяжести и ее очень трудно удержать на ровном киле. Именно по этой причине конструкторы придали дифферентным емкостям максимально возможную эффективность, разнеся их в крайние точки лодки.

Если на лодке, находящейся под водой, перенести пятидесятикилограммовый мешок картошки с поста управления в носовой отсек, центр тяжести сместится вперед. Чтобы компенсировать это, надо перекачать воду с поста управления в кормовую емкость — только половину веса картошки потому, что вода, закачиваемая в кормовую дифферентную емкость, будет взята из емкости, расположенной на противоположном конце лодки. Таким образом, носовая часть корабля будет облегчена на половину картофельного веса. Если тот же пятидесятикилограммый мешок был бы перенесен в носовой отсек из машинного отделения, дифферентование рассчитывалось бы по-другому. В этом случае вода перекачивалась бы на корму с носа лодки.

Я вспоминаю правило большого пальца: регулировочные емкости определяют смещение лодки вверх или вниз под водой, а дифферентные емкости управляют ее наклоном.

После ужина я, уставший как собака, как можно скорее забираюсь на свою койку.

Бог свидетель, что моряков, вместе с которыми я обитаю в одной каюте, нисколько не смущает мое присутствие. Когда я улегся на койке, они, не обращая на меня никакого внимания, с увлечением вернулись к обсуждению самой животрепещущей темы. Очевидно, стоит мне задернуть за собой занавеску, и я перестаю существовать для них. Мне вспомнился курс зоологии: животные, которых я изучал, постепенно привыкали ко мне.

День начался с Пилигрима и Вихманна, засыпаю я под Френссена и Зейтлера. Похоже, их сексуальные фантазии не имеют границ. Я дорого бы дал, чтобы узнать, происходило ли с ними в действительности все то, о чем они повествуют. Неужели они на самом деле такие заслуженные ветераны публичных домов, какими стараются казаться? Впрочем, в это нетрудно поверить.

Помощник боцмана Зейтлер — выходец с севера Германии. Его бледное, невинное лицо с редкой порослью бороды никак не вяжется ни с грязными высказываниями, ни со сложением штангиста. Говорят, он первоклассный моряк, никогда не впадает в уныние. Он стоит вахту в первой смене. Сдается мне, командир больше полагается на него, нежели на первого вахтенного офицера.

Помощник механика-дизелиста Френссен — плотно сложенный парень, от которого всегда за версту несет надменной самоуверенностью. Неуверенность никогда не бороздила его лоб своими морщинами.

Френссен родился в Коттбусе. Ему нравится выглядеть вызывающе; вылитый отпетый бандит-циник с Дикого Запада из третьеразрядного ковбойского фильма. Мрачный взгляд сощуренных глаз он, наверное, отрабатывал перед зеркалом. Вряд ли кочегары дизелей Арио и Саблонски, дежурящие вместе с ним, наслаждаются его обществом. Ему не больше двадцати двух лет. Его койка находится прямо подо мной.

Сквозь полузадернутую занавеску я слышу:

— Здесь воняет, как в свинарнике.

— А ты что ожидал — ароматы борделя?

Вздохи и зевки.

— Так ты сделал это?

— Говорю же тебе!

Некоторое время доносятся лишь жующие звуки.

— Ты просто завидуешь потому, что у тебя встает только палец.

— Да пошел ты! Все, что ты делаешь своим членом, я могу проделать лучше своим пальцем.

— Да уж! Все, кто из Коттбуса, делают это большим пальцем на ноге!

До меня долетают звуки работающей помпы, раздается душераздирающее зевание, подобное реву органа, затем вздохи.

— В любом случае нам сейчас ебля не светит. Этим сейчас занимается кто-то другой, обрабатывая и твою малышку в том числе.

— Какое тонкое замечание! Тебе надо предложить свою крошечную, но светлую голову, в Генеральный штаб. Им нужны люди вроде тебя, чтобы втыкать флажки в карту.

— А тебе следовало бы закупорить ее дырку пробкой до твоего возвращения, чтобы избежать риска нажить себе пиздобратьев.

Стук тарелок, шарканье сапог.

Занавеска над моей койкой выгибается внутрь. Кто-то протискивается между столом и койками по правому борту. Потом я снова слышу голоса.

— После такого отпуска, как в последний раз, небольшая передышка не повредит. Один воздушный налет за другим. Здесь, внизу, сравнительно спокойно.

— Скрести лучше пальцы!

— Уже невозможно спокойно перепихнуться. Даже днем в гавани.