Подлодка

Двигатели работают ровно. От шефа пока ничего особенного не требуется:

— Такая погода должна доставить много неприятностей нашим коллегам.

Я не сразу понял, что он сочувствует командам вражеских судов. Затем он добавляет:

— Ребятам на эсминцах — на этих консервных банках — сейчас нелегко.

Он замечает изумленное выражение моего лица и продолжает:

— Это правда. Наши эсминцы больше не выходят в море, если за стенами гавани есть намек хотя бы на легчайшее штормовое облачко.

На посту управления прибывает народу. Похоже, появились все, у кого был хоть малейший повод заявиться сюда. Помимо командира, штурмана и помощника на посту управления со своими двумя вахтенными-подручными я вижу первого вахтенного офицера, второго инженера и Дориана.

— Похоже, получили, что хотели! С меня довольно! — произносит Дориан, но так тихо, что только я могу его расслышать. Остальные хранят молчание — как будто все внезапно онемели.

Старик встряхивает головой и отдает приказание:

— Приготовиться к погружению!

Я знаю, на что он рассчитывает: гидролокация, поиск противника сонаром. Шум их машин и винтов распространяется под водой на расстояние, превышающее зону нашей видимости на поверхности.

Отдается обычная при погружении последовательность команд. Совершаются привычные действия. Я смотрю на глубинный манометр. Стрелка начинает поворачиваться, и внезапно рев волн стихает.

Командир приказывает выровнять лодку на тридцати метрах и присаживается в проходе рядом с помещением гидроакустика. Лицо оператора сонара, подсвеченное снизу, ничего не выражает. Его глаза пусты. Надев на голову наушники, он слушает звуки во всех направлениях, стараясь выловить звуки противника из обычного подводного шума.

— Ничего нет? — снова и снова задает вопрос командир. И, подождав немного, спрашивает с напряженным нетерпением. — Совсем ничего?

На минуту он прижимает один наушник к своему уху, затем передает его мне. Я не слышу ничего, кроме равномерного гудения, которое слышится, когда прижимаешь к уху морскую раковину.

Лодка уже час идет в погруженном состоянии. Гидролокация не дала результатов.

— Вот так вот, — бормочет шеф, который продолжает нервно водить пальцами по своим волосам.

— Твою мать! — произносит кто-то вполголоса.

Командир уже собирается встать и отдать приказ шефу всплывать, когда он замечает перемену в выражении лица гидроакустика: глаза закрыты, губы плотно сжаты, лицо исказилось, как от боли. Он медленно поворачивает свой аппарат сначала направо, затем налево. Наконец он поворачивает ручку на миллиметры: шум! Стараясь сдержать волнение, он объявляет:

— Звук на шестидесяти градусах — очень слабый!

Командир рывком выпрямляется и хватает один из наушников. На его лице написано напряженное ожидание.

Внезапно акустик еле заметно вздрагивает, а командир закусывает губу.

— Глубинные бомбы! Они кого-то пытаются достать! Какое направление сейчас?

— Семьдесят градусов — уходят за корму — очень далеко!

Командир пролезает сквозь круглый люк на пост управления. Резким голосом он дает приказания:

— Курс — пятьдесят градусов! Приготовиться к всплытию!

А затем обращается к штурману:

— Занесите в боевой журнал: «Невзирая на погодные условия принял решения атаковать конвой в надводном положении».

Погода стала еще хуже. Шквалы дождя из низко нависших облаков затемняют небо вокруг нас. Дневной свет окончательно исчез: можно подумать, что уже настал вечер. Водяная взвесь, гонимая ветром, окутывает океан бледной дымкой.

Лодка тяжело качается. С левого траверза накатываются волны. В открытый люк устремляются потоки воды, но мы не можем закрыть его, так как враг может внезапно, в любой момент атаковать лодку.

Винты бешено вращаются, дизели работают на пределе. Командир направляется на мостик. Из-под блестящих от дождевой воды, отогнутых вниз полей зюйдвестки рассматривает море. Он стоит без движения; лишь голова медленно поворачивается из стороны в сторону.

Через четверть часа я спускаюсь вниз, чтобы посмотреть по карте, насколько мы продвинулись. Штурман с головой погрузился в сложные выкладки. Не отрывая глаз от карты, он произносит:

— Мы — вот тут, а здесь мы можем встретить конвой. Если он опять не изменит курс.

Я чувствую себя неловко, стоя без дела. Я уже положил руку на алюминиевую лестницу, когда сказал себе, что все мои поднимания и спускания придают мне нервозный вид. Перестань суетиться: расслабься. Что бы ни произошло, в свое время я об этом узнаю. Который теперь час на самом деле? Половина первого? Ладно, надо вести себя так, как будто не происходит ничего для меня необычного. И я начинаю стягивать с себя мокрые вещи.

Я сижу в кают-компании, пытаясь читать книгу, пока стюард не приносит, наконец, тарелки и чашки для обеда. Командир не появляется.

Едва мы уселись за стол — шеф, второй инженер и я — как с поста управления доносится шум. Шеф быстро поднимает голову. С мостика докладывают: «Впереди слева по курсу — топ мачты [49]!»

Почти не задумываясь, через мгновение я уже на полпути к посту управления: конвой!