Подлодка

Сжатый воздух со свистом врывается в емкости погружения. Командир убирает перископ. Спустя некоторое время раздается щелчок, свидетельствующий, что тот вернулся на свое место. И лишь тогда лицо командира отрывается от резинового раструба окуляра.

— Боевая рубка чиста! — рапортует шеф наверх, после чего приказывает. — Выровнять давление!

Первый вахтенный офицер поворачивает маховик люка, и тот отскакивает с хлопком, наподобие того, с которым вылетает пробка из бутылки шампанского. Давление не успели окончательно выровнять. В лодку проникает свежий воздух, холодный и влажный. Я жадно пью его. Это дар — и я в полной мере наслаждаюсь им, наполняя им свои легкие, ощущая его вкус своим языком. Лодка качается и подпрыгивает.

— Приготовиться к продувке цистерн! Приготовиться к вентиляции! Машинному отделению быть готовым к погружению!

Шеф согласно кивает головой. Командир не теряет бдительность, он не хочет рисковать.

В проеме люка виднеется темное небо, на котором разбросаны несколько звездочек — мерцающие крохотные фонарики, качающиеся на ветру.

— Приготовить левый дизель!

— Левый дизель готов!

Лодка дрейфует, покачиваясь. В проеме люка туда — сюда двигаются сверкающие звезды.

— Левый дизель — малый вперед!

По корпусу лодки пробегает дрожь. Дизель запущен.

Командир призывает вахтенных и штурмана на мостик.

— Надо отправить радиограмму! — произносит кто-то.

Штурман уже спускается обратно. Заглянув ему через плечо, я не могу удержаться от усмешки: текст, записанный им, почти полностью совпадает с тем, который я и ожидал увидеть.

Он не понимает, почему я улыбаюсь, и смотрит на меня с недоумением.

— Лаконичный стиль, — поясняю я. Но он, похоже, так и не понял, что я имел ввиду. Он проходит дальше, в направлении радиорубки, и я вижу, как он покачивает головой.

— Разрешите подняться на мостик?

— Jawohl! — и я поднимаюсь наверх.

Занавес облаков разошелся, открыв луну. Море блестит и сверкает там, где ее лучи падают на поверхность воды. Занавес закрывается, и теперь нам продолжают светить лишь несколько разбредшихся по небосклону звезд да сама вода. Пена в кильватере лодки излучает волшебный зеленый фосфоресцирующий свет. Волны перекатываются через нос лодки с шипением воды, вылитой на горячую чугунную плиту. Единственное отличие в том, что это шипение постоянно сопровождается монотонным басовитым гулом. В этом момент набегает большая волна и ударяет в борт лодки, который подобно гонгу издает тяжелый, объемный звук: Бомм — бомм — тшш — йуммм!

Лодка как будто не по воде плывет, а скользит по тонкой пленке, отделяющей глубины от небес — бездна наверху, бездна внизу; и в обеих скрывается несчетное множество темных преданий. Мысли растекаются — путаные, они не в силах сконцентрироваться на одном предмете: Мы спасены. Путники, нашедшие дорогу домой, вернувшиеся с пути, ведущего в Аид. [53]

— Все равно хорошо, что у этого пруда есть глубина! — произносит командир у меня за спиной.

Я сижу за столом. Завтракаем. Из каюты долетают фрагменты разговора. Судя по голосу, это Йоганн. Похоже, он дошел до середины истории:

— …единственное, что там оказалось — это кухонная плита. Боже мой, ну и переполоху было! Ничего нельзя было достать. Даже знаки различия подводника на моем кителе не помогли. Слава богу, хоть с кухонным шкафом не было проблем. Мой шурин служит тюремным надзирателем. Там ему и сделали шкаф… Само собой, детской коляски тоже нет! Я тут же заявил Гертруде: «Неужели ты в наше время не сможешь обойтись без коляски? Негритянки всюду таскают с собой детей, примотав их себе платками!» Нам не хватает торшера, чтобы обставить нашу маленькую гостиную. Но на него и старик может раскошелиться… Гертруда уже раздалась, как дом. Шесть месяцев, как-никак! Хотел бы я знать, сможем ли мы въехать в наш собственный дом, когда настанет время… Нет — никаких ковров — да и кому они нужны? К тому же их можно заполучить только по наследству. Ковры может взять на себя другой мой шурин, он декоратор. Сам он предпочитает называть себя — художник по интерьерам. Как я всегда говорю: «Если только дом еще стоит!» Они делают по восемь налетов в неделю!

— Ладно, еще один поход, а потом — на учебные курсы, — говорит кто-то успокаивающим тоном. Это боцман.

— Мы покрасим стол белой краской и спрячем газометр в аккуратный небольшой ящичек.

— Докеры сделают его тебе. Ты запросто сможешь вынести его. В конце концов, это не самая громоздкая вещь на земле, — это, должно быть, штурман.

— На твоем месте я заставил бы их сделать сразу и детскую коляску — у них есть для этого все необходимое, — подначивает его боцман.

— Спасибо за совет. Я подумаю об этом, если мне потребуется пуленепробиваемая.

Последнее слово осталось все-таки за ним. Но он на этом не успокаивается:

— А еще не знают, куда складировать избыток провизии. Почему бы не раздать всем по паре банок? Думаю, Гертруда нашла бы им лучшее применение.