Подлодка

Из глубины отсека на четвереньках выползает торпедист Данлоп, зажав в руке две лампочки: одну — зеленую, другую — красную. Он хочет вкрутить их вместо белых. У него уходит немало время на осуществление своего замысла, но конечный результат приводит его в восторг. Прямо как бенгальские огни! И ведь это — плоды его труда!

— Очень сексуально! — раздается одобрительный отзыв из одного гамака.

Я слышу беседу Жиголо с Маленьким Бенджамином:

— Абсолютно чистая — согласен? Как ты думаешь, сколько времени я уже ношу эту рубашку?

— Наверняка с того самого дня, как мы вышли из порта.

— А вот и нет! — в голосе слышится ликование. — Прибавь еще две недели!

Так же, как и Швалле, Арио, торпедист Данлоп, Бахманн по прозвищу Жиголо, Дуфте, Факлер и Крошка Бенджамин (он отпустил усы) — все сидят на полу.

Командир велел сократить продолжительность вахты. Это значит, что теперь рядом сидят люди, которые прежде никогда не общались друг с другом в свободное от дежурства время.

Лодка делает неожиданный курбет. Алюминиевый котелок проскальзывает меж ног Швалле и из него на разложенный рядом хлеб выплескивается суп. Лодка встает на дыбы и начинает бешено крутиться вокруг своей продольной оси. Мусорное ведро рядом с дверью опрокидывается, и из него по всему полу разлетаются заплесневевшие корки хлеба и остатки выжатых лимонов. В трюме бурлит вода. Нос лодки с грохотом обрушивается вниз, и весь отсек вздрагивает. Вода в трюме бурным потоком устремляется вперед.

— Черт побери! — кричит Швалле.

— Как шило в заднице — задолбало уже это дерьмо! — Крошка Бенджамин, кляня все на свете, катится по полу. Наконец он все-таки смог принять сидячее положение, обхватив рукой ножку койки и, подтянувшись за нее, переводит свое тело из горизонтальной плоскости в вертикальную. Теперь он сидит, выпрямив спину и скрестив ноги наподобие статуи Будды.

— Ты занимаешь слишком много места, — делает ему выговор Арио.

— Дай мне минуту, я сейчас выдохну из себя воздух и сделаюсь плоским, — огрызается тот.

Арио старается удержаться на ногах, уцепившись левой рукой за штормовой леер, туго натянутый на уровне нижней койки. Справившись с этой первоочередной задачей, он собирает лежащие вокруг него увесистые батоны хлеба, покрытые зеленой плесенью, и огромным ножом отрезает от них непригодные для еды куски. Остаются кусочки размером не больше сливы. Бицепсы Арио вздулись от нелегкой работы резчика по хлебу.

Лодка снова встает на дыбы. Но согнутая рука, которой Арио зацепился за леер, удержала его.

— Прямо как обезьяна на ветке! — дразнит его Швалле.

— Ты думаешь, что сказал смешную вещь?

— Спокойно, расслабься — я могу представить первоклассные рекомендации от людей, получивших от меня по морде. Все они были довольны мной.

Снова раздается громыхание и скрежет. Впереди, между торпедных аппаратов, перекатывается ведро. Никто не пытается встать и установить его обратно на место. Полотенце, свисающее с одной из коек по правому борту, начинает медленно подниматься и спустя некоторое время оно уже торчит наискось в проходе, как будто его от души накрахмалили.

Арио внимательно изучает полотенце:

— Предположительный крен — пятьдесят градусов.

Полотенце нехотя возвращается в подобающее ему положение, затем прилипает к ограждению, с которого свисает: теперь лодка накренилась на правый борт.

— Дерьмо, дерьмо собачье, — стонет торпедист, который пытается вымыть ведро, водрузив его между поручнями ограждениями. От ветоши, которой он драит его, по кубрику распространяется запах кислятины. Грязная вода, которая всего несколько минут назад была тихой, спокойной лужей, теперь крадется по пайолам к тому самому месту, где сидят люди. Арио уже собрался вставать на ноги, как вода останавливается, будто загипнотизированная, и медленно отступает.

Арио вытирает пот со лба тыльной стороной ладони, неуклюже приподнимается, правой рукой опирается на противоположную койку, все еще крепко уцепившись левой за ножку койки, рядом с которой он сидел, и скидывает с себя куртку. Из дыр его рубашки, как набивка из рваного матраса, торчат черные волосы. Все его туловище покрыто потом. Высморкавшись, он усаживается на прежнее место и сообщает всем, что плевать он хотел на эту сраную погоду, и она не помешает ему так плотно набить брюхо, что мы сможем легко давить на нем блох своими ногтями. Мы сразу понимаем, что он заявляет это вполне серьезно. Взяв не совсем заплесневевший кусок хлеба за основу, он намазывает его маслом и аккуратно водружает сверху колбасу, сыр и сардины.

— Настоящая Вавилонская башня! — воздает должное съедобному сооружению Жиголо. Арио понимает, что его репутация стоит под вопросом, поэтому, ни моргнув глазом, добавляет сверху толстый слой горчицы. Затем доносится звук аппетитно жующих челюстей. Им приходится нелегко в битве с жестким куском сухого хлеба.

— Все вкуснее, чем эти консервированные отбросы, — ворчит Арио.