Подлунная Роза

Мы опустились перед ним, не зная, чего ждать, готовые ко всему на свете, но Томас только криво улыбнулся, встретив наши безумные взгляды.

Сам он выглядел хуже, чем когда-либо. Обросший, тощий, с густой грязной бородой, в почерневшем костюме, его запахом можно было убить стайку лесных перепелов.

– Помощи от вас… – хрипло проговорил Томас, тут же закашлявшись. Однако кашель не избавил его от веселого настроения. – Все ждал, когда вы явитесь, но пришлось справляться самому!

Он был сам на себя не похож, но я не помнила, когда в последний раз видела его настолько довольным. Посмеиваясь, он последним усилием швырнул свою ношу нам с Эдвином под ноги и с триумфом наблюдал за тем, как мы переменились в лицах.

Это было то, что осталось от Сирила. Пустое, иссохшее тело, обтянутое серой папирусной кожей, распространяло сладковатый аромат гнили, – вот чем он был на самом деле. Видимо перед тем, как заявиться в замок, он испил не одну живую душу, чтобы походить на человека хотя бы внешне. Эстер или Эдвин – были для него не прихотью, а жизненной необходимостью.

Томас не церемонился. Голова и конечности оказались отделены от туловища и соединены наскоро сплетенной из травы веревкой, как части копченой туши в лавке мясника. Мне пришлось совершить усилие над собой, чтобы заглянуть в искаженное скверной лицо на отрубленной голове… и тут его глаза открылись. Такие же зеленые и сверкающие, как раньше.

Вслед за глазами раскрылись губы, и из них вырвался лишь едва различимый треск.

– Я не смог убить его, – признался Томас. – Но вы, я думаю, придумаете, что с ним сделать.

– Не сомневайся, – пообещал Эдвин, странно улыбаясь останкам Сирила. – Но сначала мы вернем тебя в семью, братец. Этот мир тебя заждался.

Коронация не состоялась, но торжество грянуло вовремя, и съехавшиеся послы смогли лично пожать руку вернувшемуся королю. Во время празднества я все-таки упросила Томаса рассказать, как он одолел некроманта, и тот поведал свою историю.

Сирил не приходил очень долго. Когда он обнаружил в своем капкане худшего из всех зайцев, на которых рассчитывал, то, видимо, решил припасти его на черный день. Обелиск поддерживал Томаса все эти месяцы, пока колдун не ослабел настолько, что в конце концов был вынужден согласиться даже на такой скромный ужин.

Когда Сирил пришел на поляну за своей добычей, он едва мог шевелиться от слабости. В его понимании Томас, не имеющий ни малейшего понятия о магии, был не опаснее котенка, вот почему колдун осмелился подойти к нему в таком изможденном состоянии – и в этом была его главная ошибка.

Томас притворился спящим, но стоило колдуну оказаться рядом, как он бросился к нему и перекинул цепи ему через голову. Он знал, что Сирил не оставит его в живых, если вырвется, поэтому вложил в рывок все свои силы. Но много их и не понадобилось. Ветхое, почти высохшее тело не смогло выдержать натиска Томаса, обученного и сильного воина, и голова отделилась от туловища. Хотя Сирил оставался жив благодаря своим диким чарам, больше он ничего не мог сделать, и в тот же миг и поляна, и обелиск исчезли, оставив Томаса посреди леса вместе с обезглавленным некромантом.

Освободившись, король закончил начатое, разрубив колдуна на пять частей своим мечом, а затем двинулся в сторону дома. Оставлять еле дышащий труп он опасался, поэтому решил взять его с собой и предоставить право казнить его тем, у кого для этого больше способностей.

С того дня и Томас получил свое прозвище. В истории он останется для своих потомков Томасом Мракоборцем, и пусть ему самому это имя претило, мы всегда считали, что он его достоин.

Эпилог

Это событие заставило нас с Эдвином задуматься. Академия тревожила не только контуарских чиновников и колдунов-одиночек с гордым сердцем, она становилась мишенью для всего мира, куда только доходили слухи. Пришлось признать, что рано или поздно магам, которых мы обучаем, придется сражаться отнюдь не с нарушителями границ, не с армией, а с такими же отрядами колдунов. Решение было непростым, однако мы должны были начать обучать искусствам, о которых до сих пор даже не заговаривали в стенах академии.

Сирил, гнавшийся за вечной жизнью, наконец-то получил ее. Он и стал нашим первым шагом к открытию кафедры темных искусств.

Орудуя знаниями, знакомыми ему со времен плена, Эдвин сохранил голову колдуна, начисто испепелив тело, и некромант остался существовать в полузабытьи, прикованный к пьедесталу, как охотничий трофей. Его собственного потенциала не хватало даже для того, чтобы поддерживать в себе дыхание, однако тело, которое он сам лишил возможности отпускать жизнь, готово было существовать в любых условиях, причиняя запертому в нем духу страшные мучения.

Я много раз предлагала избавиться от останков, но Эдвин не желал даже слышать об этом: даровать покой Сирилу означало упустить тайные знания, хранящиеся в мозгу некроманта. Эдвин намеревался вытащить их любыми способами.