Подлунный квест

Скинув рукавицу — щит я ставил, не снимая ее: что там пальцы-то скрестить! — я призвал Огненный меч. Вакидзаси не появился. Я попробовал сотворить файербол — не вышло и это.

То есть магия по-прежнему была мне недоступна. Откуда тогда взялся спасший меня от стрелы щит?!

Ответ на этот вопрос пришел в виде звонкого, хорошо знакомого мне голоса, донесшегося справа — издали:

— Никому не двигаться! Спалю к духам!

Я повернул голову: среди сугробов, широко расставив ноги и приготовив обе руки к боевой работе — сняв варежки, приподняв ладони и держа пальцы так, чтобы те было легко сложить в любую из базовых комбинаций — стояла Муравьева.

Если бы восторг можно было обратить в чистую силу, я бы сейчас, наверное, без труда забросил пушечное ядро на Луну — на радость господам нигилистам. Машка жива! И пришла к нам на помощь! Вот только…

Мимолетная эйфория почти тут же сменилась недоумением. Откуда у Муравьевой магия?! Или это она просто блефует?

Но щит-то был!

Или там мне тупо повезло, и у арбалетчика оказалась бракованная стрела — или рука стрелка в последний момент дрогнула?

Бородач, должно быть, тоже решил, что с прошлым выстрелом просто вышло какое-то недоразумение, и принялся торопливо перезаряжать свое грозное оружие. Недовольно покачав головой — говоришь им, мол, говоришь, а никакого толку! — Машка пошевелила пальцами — и арбалетчик замер недвижимой статуей. И вовсе не фигурально выражаясь — Муравьева самым натуральным образом обратила его в серый камень! Редкая техника, почти не требующая маны, но не особо популярная — против одаренного она в принципе не катит, только на черни срабатывает. Окаменевшего, кстати, можно при желании оживить…

То есть все-таки техника? Значит — магия?!

— Эй, девка, ты что такое творишь?! — лыжник, державший на плечах звериную тушу, сбросил трофей на снег. В руках у мужика появился длинный, чуть ли не с локоть, нож, и зверобой решительно шагнул в сторону Муравьевой.

Слабоумие или отвага?

Что бы там ни было, результат один — зимнюю тайгу украсила еще одна серая скульптура.

Третий мужик — тот, что тащил Диану — в каком-то смысле оказался сообразительнее приятелей: попятился, стараясь при этом как-то прикрыться телом Цой:

— Только тронь меня, духова ведьма — и твоей подружке конец!

— Отпусти девушку! Немедленно! — сурово потребовала Маша.

— И не подумаю! Только тронь…

Договорить он не сумел — сложно вести беседу, когда твоя голова взрывается вулканом, подкидывая меховую шапку на добрый аршин и выплевывая следом за ней собственное содержимое через возникшее на макушке жерло. Тоже, наверное, что-то специфическое против черни, и уже явно абсолютно необратимое — но этой техники я не знал.

Словно мешок уронив хабаровчанку в сугроб, мужик повалился навзничь. Серо-алый фонтан из его темени так и продолжал бить, пусть уже и заметно слабее, оставляя на свежем снегу жуткую талую роспись.

Не слишком эстетичное, конечно, зрелище, но, как говорится, труп врага всегда хорошо пахнет. Ну, теоретически…

Стряхнув наконец охватившее меня оцепенение, я метнулся к Цой, в то время как Машка повернулась к Олегу, уже какое-то время медленно отползавшему по лыжне прочь.

— Не надо! — умоляюще просипел тот, вскидывая руки.

Не исключено, что Муравьева его просто не услышала — все-таки стояла она далековато — а может, сознательно решила не оставлять на поле битвы даже и условно-боеспособных противников. Умерщвлять, впрочем, не стала — превратила в камень. Надежно, и потом, если что, всегда можно отыграть назад…

Тем временем, я кое-как доскакал по снегу до нашей азиатки. Цой лежала ничком, голова ее почти полностью утонула в сугробе. Девушка не шевелилась. Подхватив под мышки, я выдернул хабаровчанку из глубин ее хладной перины, рывком перевернул. Моя раненая рука напомнила о себе резкой болью, но мне сейчас было не до нее.

Плоское лицо Дианы было бледнее снега вокруг, губы — синими, кожа на ощупь — ледяной, но ресницы слегка подрагивали — так, словно азиатка пыталась разлепить веки, да вот не получалось у нее никак.

Сзади подоспела Машка. Вблизи сразу стало видно, что она под магическим допингом.

— Дай! — отстранив меня, Муравьева положила ладонь на холодный лоб Цой.

Глаза хабаровчанки почти тут же распахнулись — словно длинноножка ей на какую-то секретную кнопку нажала — и Диана даже сделала попытку привстать — правда, безуспешную. Ну да лиха беда начало!

Собственно, по части целительства у Машки дела обстояли неплохо — с Терезой, конечно, не сравнить, но и ни разу не мое днище.

— Пока он держал Цоиху, остолбенением его было нельзя, — словно оправдываясь, кивнула между тем Муравьева на убитого мужика. — Потом не выдрали бы ее из каменного хвата. Нужно было что-то дешевенькое по мане, но эффективное — получилось вот это.

Я молча кивнул.

— Сам-то как?

— Лучше всех.

— Ну, хоть кто-то… Надо поскорее убираться отсюда! — обеспокоенно проговорила Маша. — Оши уже на грани!

— Оши? — не понял я. — При чем тут Оши? На какой грани?

— Потом объясню! Берем Цоиху — и по-быстрому валим!