Подлые Богатенькие Парни

— Шлюха, — выплёвывает одна из девушек, когда я поднимаюсь по ступенькам. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на неё, но на ней бледно-голубая куртка из подготовительной школы Беверли-Хиллз. Девушка рядом с ней, которую я смутно узнаю с занятий в спортзале, маниакально ухмыляется. Использовать ученицу из другой школы, чтобы напасть на меня. Это своего рода блестящий ход. — Мы все наслышаны о твоих подвигах.

— Я не уверена, о каких подвигах ты говоришь, — отвечаю я ей, лёгкий ветерок треплет мои золотисто-розовые волосы вокруг моего лица. — Но, несмотря ни на что, какое это даёт тебе право оскорблять меня? Тебе, наверное, стоит сходить на курсы по изучению феминизма или что-то в этом роде и почитать о внутреннем женоненавистничестве.

— О чём, чёрт возьми, ты вообще говоришь, сучья лесбиянка? — огрызается девушка из Беверли-Хиллз, делая шаг ко мне.

— Она говорит тебе отвалить, и я всячески поощряю это, — огрызается Зейд, появляясь на верхней ступеньке лестницы. Девушка из Беверли-Хиллз выглядит озадаченной, но, очевидно, даже она знает, кто такие Идолы в Бёрберри. — И ещё, Кларисса, думаешь, что сможешь действовать через марионетку и не попасться? Нет уж. Ты исключена из команды по плаванию на сезон.

— Зейд! — кричит она, но он берёт меня под руку и тянет вверх по ступенькам. Один раз он останавливается наверху, чтобы оглянуться на неё. Его лицо такое же тёмное, как у Крида, но раскалённое добела, а не холодное как лёд.

— Ещё раз побеспокоишь Черити перед Идолом и рискнёшь собственной шеей. Если я узнаю, что ты была на тренировке по плаванию, можешь забыть о походе на зимний бал с Саем. — Зейд поворачивается, и гнев исчезает с его лица. Он провожает меня через массивные парадные двери, и я изо всех сил стараюсь не глазеть на красоту дома. Потому что, этот дом принадлежит Бекки Платтер, и она ужасный человек, но…

— Этот дом, — начинаю я, потрясённо моргая, — выглядит точь-в-точь как плантация магнолий в Чарльстоне. Он был построен в 1676 году и сгорел во время…

Взгляд, который бросает на меня Зейд, состоит из девяти частей замешательства и одной части острого интереса.

— Тебе реально не наплевать на всё это? Дом есть дом, верно? Кого он волнует? — я закатываю глаза, но он уже тащит меня мимо изогнутой лестницы с оригинальной деревянной лепниной и по полам, которые, как я подозреваю, на самом деле могут быть из кипариса. Чёрт. Сейчас кипарис охраняется, но в прежние времена его обычно использовали для строительства на юге. Увидеть такое в Калифорнии действительно странно и говорит о большом богатстве. Либо семья Бекки всегда была богатой, либо они купили этот дом у кого-то другого с богатым семейным наследством. — Танцпол в этой стороне.

Мы идём по длинному коридору, увешанному фотографиями улыбающейся Бекки и её семьи. Все до единого светловолосые и голубоглазые, все высокие и худощавые. Они пялятся на нас, когда мы проходим через затенённый зал, где целуются парочки, и выходим в своего рода гигантский бальный зал.

В углу играет ди-джей, столы заставлены стеклянными бутылками из-под алкоголя, и отчётливо пахнет травкой.

Место другое, но вечеринка всё такая же, не отличается от тех, что я видела дюжину раз.

Зейд наливает себе выпить и протягивает мне неоткрытую банку содовой, опрокидывая свои порции рома быстрее, чем я успеваю пригубить свой напиток. Как мы собираемся возвращаться в кампус, когда он будет пьян в стельку, выше моего понимания. Я не сяду в машину к пьяному парню, несмотря ни на какие ставки.

— Бекки в углу, — говорит он мне, указывая на её белокурую головку. Она танцует тверк на Джоне Ганнибале, его руки на её бёдрах. Честно говоря, они оба выглядят нелепо. — Давай пройдём в середину. — Зейд наклоняется и берёт меня за руку, его пальцы оставляют клеймо на моей коже. У меня внезапно пересыхает в горле, и я выпиваю остатки содовой, прежде чем Зейд выхватывает банку у меня из рук и протягивает её какому-то случайному парню. — Плебей, — объясняет он, как и другие студенты в академии — его личные рабы.

— На самом деле я не очень хо… — начинаю я, когда Зейд разворачивается, а затем притягивает меня в свои объятия. Внезапно начинается песня в стиле поп-рок, и по его ухмылке я понимаю, что это его музыка.

— Просто позволь своему телу повторять форму моего, и я позабочусь о тебе. — Зейд притягивает меня ближе к себе, и я быстро обнаруживаю, что то, как он двигается, так же заразительно, как и его улыбка. Он прирождённый исполнитель, подпрыгивает в такт мелодии и беззвучно подпевает словам, когда хватает меня за руку и кружит. Он даже наклоняет меня в танце, и я обнаруживаю, что моё сердцебиение учащается, когда толпа расступается от нашего места в центре комнаты, прямо под хрустальной люстрой над нашими головами.

Кажется, никто другой не знает, как танцевать под такую музыку, поэтому они просто смотрят. Бекки Платтер стоит в центре, её лицо пылает. Харпер стоит рядом с ней, уперев руки в бёдра, и, прищурившись, смотрит на нас.

— Показуха! — кричит она, и группа, собравшаяся вокруг неё, хихикает.