Жестокость в этом времени составляла часть повседневной жизни обычного человека, что мне было хорошо известно, так как на допросах поневоле приходилось слушать "откровения" убийц и разбойников. Ее проявления можно было видеть в диких драках из-за места на рынках, пьяной поножовщины в таверне, банальном отравлении члена семьи или зверском убийстве во время ночного ограбления. Все это, как я понял позже, происходило от того, что люди относились к смерти намного проще, чем в будущем. Каждый человек Средневековья сталкивался со смертью повсеместно: постоянно кто-то умирал из его родных, братьев и сестер, родственников, собственных детей. Помимо этого, были внешние причины: неурожаи, несущие голод, эпидемии и войны, помогавшие людям еще сильнее осознать, что дама с косой находится постоянно рядом, к тому же, согласно учению церкви, люди рассматривали смерть как переход из одного жизненного состояния в другое. Именно поэтому жестокие казни преступников воспринимались и как торжество закона и как представление, сродни выступлению уличных артистов.
— Так это из-за того, что купцов убивают? — решил уточнить я.
— Дурья ты башка! — вдруг неожиданно разозлился на меня Пьер. — Что люди видят, когда такой труп находят? Голова не разбита, кровавых ран на теле нет. Увидев его, они сразу думают о нечистой силе, о том, что это дьявол забрал у человека душу. Только тут дело не только в наших горожанах, а в том, что идет ярмарка, много гостей, купцы иноземные съехались! Они же эти слухи потом за собой потащат, в свои земли! Дошло до тебя, придурок?!
— Мастер, а ты чего злишься? Нас-то это не касается.
— Касается, да еще как! Если раньше эти случаи замалчивали, то теперь после объявления и премии город зашумит и народ потребует от властей чтобы злодея как можно быстрее схватили. Городской совет, в свою очередь, даст хорошего пинка городской страже. А это что значит? — палач бросил на меня вопросительно-недовольный взгляд. — Не понимаешь? Вот потому ты и дурак. Все дело в том, что городская стража начнет проявлять свое усердие, хватая всех, кто под руку повернется, после чего потащат их к нам! Теперь ты понял?
— Теперь понял, мастер. Нас ждет много работы.
Спустя два дня, стоило мне только открыть глаза и сладко потянуться под бой колоколов, как неожиданно раздался стук в дверь. Я встал и пошел открывать дверь. На пороге стоял растерянный Жан, а за его спиной, на приличном расстоянии, маячил стражник.
— Что, опять? — зевая во весь рот, спросил я его.
— Ага, — дыхнул на меня, застарелым перегаром, парень. — Вон, опять прислали.
Я развернулся и пошел известить мастера, но тот уже был на ногах и уже все понял из нашего короткого диалога.
— Одевайся, Клод. Пойдешь со мной, — потом он повернулся к Жану. — Поешь, потом пойдешь в тюрьму и все приготовишь. Потом у тебя будет еще работа. Договоришься с нищими или бродягами. Подошло время чистки общественных уборных. Сразу предупреждаю: если узнаю, что ты присвоил хоть один обол, изобью до полусмерти. Ты меня знаешь!
— Я не подведу вас, мастер, — тихо и проникновенно ответил Жан, но ни Монтре, ни я его словам не поверили. Он был неисправим. Отъявленный лгун, пьяница и бабник, готовый в любой момент уйти в загул.
Пока шли, мы с Монтре не разговаривали. Палач был не в духе. На этот раз на месте преступления присутствовал только седоусый лейтенант из городской стражи, судейский с писцом и два городских чиновника, которые, как мне представлялось, находились здесь для пересказа городским властям отчета Пьера Монтре. Место другое, а все остальное выглядело, как в прошлый раз — труп, стражники и небольшая толпа зевак. Мы поздоровались, коротко поклонившись представителям городской власти, после чего лейтенант небрежно ткнул рукой в направлении трупа. Работайте! Подойдя, занялись обследованием тела. Собравшаяся толпа и представители городских властей внимательно наблюдали за нашими действиями.
— Сломана шея? — спросил меня Пьер, сидя на корточках перед трупом. Вопрос был задан для проформы, потому что и так все было ясно.
— Она, — ответил ему я, затем выпрямился.
Делать здесь было нечего. Это был настоящий маньяк, который убивал не столько для того, чтобы ограбить жертву, а удовлетворить свою страсть к убийству.
"Стоит сейчас, сука, где-нибудь рядом и хихикает про себя: мол вот я какой умный и хитрый. Ублюдок хренов!"
Монтре выпрямился и был готов уже идти с докладом, как я, скользнув глазами по столпившимся зевакам, вдруг неожиданно выцепил уже знакомое мне лицо в толпе зевак. Мужчин в собравшейся толпе, как и тогда, можно по пальцам пересчитать. Всматривался не стал, наоборот, отвел взгляд в сторону. Мозг привычно принялся за анализ сложившейся ситуации.