Подмена

Может, в глубине души она думала, что если бы наша мама любила ее чуть больше, то она выглядела бы, как девушка с журнальной обложки, а не как Эмма, которую я знал всю свою жизнь. Мне захотелось напомнить ей, что, говоря обо мне, люди крайне редко употребляют слова сильный, здоровый и, тем более, нормальный.

В любом случае, все эти байки упускали из виду один существенный момент. Матери никогда не любили голодных страшных тварей, подменивших их родных детей. Конечно, их нельзя в этом винить. Они просто не могли заставить себя полюбить нечто столь чудовищное. Но, возможно, на такую любовь способны были сестры — в тех исключительно редких случаях, когда сестры обладали сказочным бескорыстием и были не слишком маленькими в момент подмены.

На протяжении всей моей жизни Эмма была рядом. Она подстригала мне волосы алюминиевыми садовыми ножницами, чтобы избавить меня от похода в городскую парикмахерскую с металлическими столешницами и инструментами из нержавейки. Она готовила мне завтраки, следила, чтобы я обедал, играл с друзьями и делал уроки. Заботилась, чтобы со мной ничего не случилось.

Я хотел обнять ее и сказать, что все намного лучше, чем она думает. Что мне просто странно, как она этого не замечает.

— Эмма… — В горле вдруг образовался тугой комок, пришлось сглотнуть и начать сначала. — Эмма, это не мама сделала меня таким. Это не она позволила мне прожить так долго… Это ты.

Глава двенадцатая ПОСВЯЩЕНИЕ

Следующим днем было воскресенье. Когда я проснулся, по оконному стеклу мерным потоком стекал дождь. Чувствуя себя полностью выспавшимся, я лежал в постели, смотрел на дождь и ждал, когда включится будильник. При свете дня все казалось серым и чахлым. Прошлая ночь уже не казалась ни особенно тревожной, ни особенно реальной.

Я перекатился на спину, пытаясь решить, чего же мне больше хочется — встать или еще поваляться.

Наконец я сбросил с себя одеяло. Несмотря на облачность, утро выдалось более солнечное, чем в последние недели, но вот что странно — меня это ни капли не мучило. Снаружи, во дворе, все выглядело ярким и непривычно четким.

Я вытащил бутылочку, которую вручила мне Морриган, сломал восковую пломбу, сделал глоток. И сразу же почувствовал себя еще лучше. Мое отражение в зеркале было потрясающим, то есть торжествующе нормальным.

Было слышно, как внизу папа что-то напевает про себя. Его шаги звучали быстро и энергично, хотя у меня просто в голове не укладывалось, как можно радоваться воскресенью.

Когда я спустился вниз, Эмма уже была за столом. Она сидела, уткнувшись в книжку, потом повернула голову, увидела меня и улыбнулась. Я остановился в дверях и смотрел на нее. Она была маленькая и хрупкая, с нежными руками и тонкими прямыми волосами.

Признаюсь, я хотел бы испытывать шок. Хотел бы ощущать потрясение и ужас, но ничего подобного я не ощущал. Меня нисколько не потрясла правда о том, что в мире существуют монстры, тайные ритуалы и подземные логова, населенные живыми мертвецами, поскольку я сам, в своем роде, тоже был монстром. Просто не проявлял свою сущность.

Я стоял в дверях, когда на кухню рассеянно вошла мама в своей больничной форме и тапочках. Эта одежда абсолютно не подходила для посещения церкви, и я засомневался, знает ли она, какой сегодня день. Волосы мама убрала в хвостик на затылке, и в утреннем свете выглядела еще большей блондинкой, чем обычно.

— Доброе утро, милый. — Она налила себе кофе, насыпав в чашку гораздо больше сахара, чем кладут разумные люди. — Что это ты сегодня так рано?

Я пожал плечами.

— Да вот подумал, может, схожу с вами в церковь.

Эмма отложила книгу.

— Прогноз погоды утверждает, что сегодня целый день будет идти дождь. Ты точно не хочешь посидеть дома?

— Не-а, по-моему, снаружи не так плохо. Я подожду вас на лужайке или где-нибудь рядом.

Из дома мы вышли с опозданием. Все из-за того, что папа не соглашался заводить машину, пока мама не вернется в дом и не переоденется.

Когда все они зашли внутрь церковного здания и двери за ними закрылись, я уселся на лужайке перед школьной пристройкой и стал смотреть на церковь. Это было большое здание, теплое и глянцевое с виду. Даже в пасмурный день оно почему-то вызывало у меня мысли о солнце, наверное, дело было в светлом кирпиче и сводчатой крыше. И окнах, собранных из ромбов разноцветного стекла.

Позади церкви почти на два акра тянулось кладбище: ровные ряды могил, аккуратно подстриженная травка. Неосвященный участок, расположенный в северной стороне, выглядел менее ухоженно. Надгробия там были древними и мрачными, имена на них либо стерлись от времени, либо и вовсе никогда не высекались. Покосившиеся плиты, как пьяные, обступали одинокий склеп: четырнадцать футов высотой, весь из белого мрамора. Я не знал, какого он времени, но это была одна из старейших построек на кладбище. Все остальное выросло вокруг этого белого склепа.

Я склонил голову набок, посмотрел на небо. Над землей низко висели тучи, темные от бесконечного дождя.