Подмена

— Как съездил, что хорошего скажешь? — Новар начал говорить первым, не дожидаясь, когда Чарес определиться с чего начать.

— Хорошего ничего не могу сказать. Борош передумал отдавать свою дочь за Эрита. Сказал, что твой сын теперь ущербный и потомства хорошего от него не получить. Я пытался доказать, что потеря слуха и речи на продолжение рода не повлияет, но он и слышать ничего не захотел.

— Отказался, значит, — Новар задумчиво погладил бороду, — ущербный значит, а дочь его что говорит?

— А что она может сказать? Она и до этого была не очень-то рада вашему соглашению. Сейчас, наверное, даже выдохнула с облегчением. Папаша ей нового мужа найдёт, в нашем королевстве баронов много, в том числе и безземельных. Это конечно, худший вариант для него, но тоже выход.

— Ущербный, — Новар задумчиво поглаживал бороду, пытаясь найти выход из той ситуации, в которой сейчас оказался. Баронство отставить в наследство кроме как Эриту, было больше некому. Если у его сына не будет детей, род Волар на нём и закончится. К тому же, сплетни о том что его сын не дееспособный, не только как воин, но и просто как мужчина, приведут к нежелательным последствиям. Показывания пальцем и шушуканье за спиной, Новара не волновали, а вот попытки захватить баронство, стоило ожидать в любой момент.

— Чарес, а не проверить ли нам его на мужскую силу, с женщиной, а не маханием топором или мечом.

— Можно устроить, только лучше, чтобы об этом никто не знал. Нам это дело нужно Кельне поручить. Подберёт для него кого-нибудь не из болтливых, можно даже немного ей заплатить, так надёжнее будет.

— Можно, только не деньгами, дам пару кур за молчание, — Новар замолчал, задумавшись о том, как лучше поступить. Он был не жадным человеком, мог бы заплатить девушке, но сейчас баронство переживало не лучшие времена. Война ощутимо опустошила казну, к тому же он лишился сорока воинов, не каких-то там крестьян, а хороших, обученных Чаресом воинов. Ещё год назад он мог бы, просто заставить кого-нибудь, согревать кровать сыну, но сейчас предпочёл, заплатить, так получится почти по доброй воле, чернь не взбунтуется. Бунт сейчас Новару был ох как не нужен, подавить сил не хватит, от его и без того небольшого войска сейчас почти совсем ничего не осталось.

— Ну, так я пойду? — Чарес напомнил о себе, не дожидаясь, когда барон выйдет из раздумий.

— Да, займись этим, потом скажешь, что из этого вышло.

До позднего вечера я снова учил слова услышанные за сегодня и повторял те, что запомнил вчера. Выговаривать те, что выучил вчера, получалось лучше, а вот сегодняшние давались тяжело, так как это уже были короткие предложения. Ближе к полуночи, когда собирался ложиться спать, пришла Кельна, принесла блюдо с яблоками и кувшин с вином. Это было уже что-то новенькое, до этого мне вина не приносили. Я, правда, и сам его не просил, так как оно мне могло сослужить плохую службу — развязать язык. Не то чтобы я мог сказать что-то лишнее, я мог просто что-то сказать. Кельна была подозрительно ласковой, говорила, что верит в то, что всё будет хорошо, жизнь наладится. Я, конечно, понял её не дословно, но общий смысл сказанного был приблизительно таким.

Есть, и пить, не стал, у меня появилось подозрение, что продукты отравлены, особенно вино. Потом немного подумав о том, какой смысл меня сначала лечить, чтобы потом отравить, всё-таки съел одно яблоко и сделал глоток вина. Кислое вино восторга у меня не вызвало, по моему мнению эту бурду вообще пить нельзя, желудок потом может дать сбой.

Приблизительно через час после полуночи, когда я лежал в кровати, продолжая нашёптывать новые слова, услышал голоса за дверью. Голоса были женские, один из них я сразу же узнал, это была Кельна. Второго голоса ещё ни разу не слышал, но судя по всему, он принадлежал какой-то молодой женщине или даже девушке. Так как слух ко мне вернулся и стал даже лучше чем был, я хорошо слышал, о чём они говорят, правда, понял не всё, но достаточно, чтобы уловить смысл их разговора.

— Я передумала, не пойду и не надо мне ничего. Что потом обо мне люди скажут, — говорила незнакомка.

— Что значит, не пойдешь? Зачем вообще тогда сюда пришла? Зачем соглашалась?

— Так ведь у меня дитё малое, муж на войне сгинул, а без него ох как тяжко. Иногда голодать приходится, лишний кусок хлеба появится, хоть дитя накормлю.

— Так в чём тогда дело? Иди, получишь, что тебе обещали, а о людях не думай, никто ничего не узнает, если сама молчать будешь. Сейчас не только тебе тяжело, всем от этой войны досталось. Новар сам ног в прошлой войне почти лишился, а теперь вот сын не совсем здоровый вернулся. Не слышит ничего, и говорить не может, так что он тебя тоже никому не выдаст, не сможет просто. Ты главное потом на глаза ему не попадайся, чтоб не узнал. Иди, давай, а-то ночь скоро закончится!

— Не пойду, говорят, что он очень груб с девушками, я синяки потом как скрою?