Подменная дочь клана Огневых (СИ)

Из хорошего. Меня оставили в покое. Не лезли с расспросами, а как приблудной кошке, дали время осмотреться в новой локации, почти не обращая внимания. Никто не выкрикивал и не одёргивал, пока я рассматривала фигурки на камине или вытаскивала из старого шкафа книги издания 1842 года и небрежно пролистывала их без перчаток, это я уже гораздо позже посмотрела, как надо обращаться со старинными книгами. Впрочем, с хранением этих самых антикварных книг никто особо не заморачивался, и не держал их за стеклом при подходящей температуре и ограждая от попадания света. В какой-то момент мне попался рукописный дневник, зацепивший одной единственно фразой: «Намедни решил завести у себя в прудике крокодила…» Привычно залезла в свободное кресло с ногами, погружаясь в попытки развести крокодилов в средней полосе Российской империи. Я, с одной стороны, искренне сочувствую животинке, с другой— столь же искренне восхищаюсь настойчивостью биолога-любителя. Эту бы энергию да в мирное русло!

Дочитать эпопею с крокодилом мне не дали, суматошная Ильинична позвала всех обедать. Если в доме тети я привыкла к тому, что стол хоть и разнообразный, но порции не слишком большие, то в поместье на стол накрывали с расчетом на роту. Я тихонько сглотнула от ужаса, в глазах бабушки, командовавшей накрывавшими слугами, отчетливо читалось: пока все не съешь, из-за стола не встанешь!

Обедали в тишине, как я поняла, здесь так принято. У тети похожая привычка есть молча, поэтому это не сильно напрягало. Пригодились и начальные знания столового этикета. До идеала в нем мне еще далеко, но рыбную вилку со столовой я уже не перепутаю. В какой-то момент Игорь Савельевич посмотрел на меня и фыркнул. Одобрительно или нет, я не разобрала, и для своего спокойствия решила, что пока мной довольны. Если честно, я была бесконечно благодарна тете за буферный период. Если бы меня сразу из приюта привели на такую вот трапезу, я бы растерялась. Дело даже не в ложечках, вилочках да салфетках. Даже прикоснуться к тонкому фарфору на первых порах было страшновато. Анастасия Федоровна, правда, успокоила, что это был фарфор промышленного производства. Но это дома, на квартире, а здесь в поместье, подозреваю, все эти тарелки, соусники и блюдца были самым настоящим раритетным саксонским фарфором. Меня сильно подмывало перевернуть или приподнять тарелку и поискать клеймо, просто интереса ради. Сейчас за столом такой финт провернуть нельзя, но потом, потом никто не мешает мне прокрасться на кухню и удовлетворить свое бесконечное любопытство. А пока я сама с собой мысленно спорила, является ли эта фарфоровая тарелка, в которую мне налили вкуснейшую уху из трех сортов рыбы, последнее специально пояснила неугомонная Ильинична, частью гарнитура из настоящего мейссенского фарфора, или это все же другая мануфактура, например, Парижская. И если это все же Мейссен, то какого года эмблема стоит на донышке. А если честно, то из истории фарфора я, собственно, знала только Парижскую и Саксонскую мануфактуры, что не мешало разыгрываться моему воображению и любопытству.

Глава 21

А вот после обеда меня вызвал к себе дед. Что примечательно одну. Нервы дрожали как натянутая тетива. Еще вот-вот и стрела истерики сорвется в полет.

Тяжелая дубовая дверь кабинета, простая и лаконичная внушала уважение одним своим видом. При всей своей внешней массивности она лишь едва скрипнула под моей рукой и легко поддалась. В кабинете царил полумрак, тяжелые бархатные шторы наглухо задернуты и источниками света были небольшие бра на стенах.

— Ну здравствуй, Мира,

Я привычно ощетинилась, выдала:

— Мы вроде здоровались, утром.

И Замерла в ожидании реакции.

— А девка-то с норовом, — фыркнул дед, демонстративно начиная набивать трубку. — Да, ты садись. — Он указал на стоящее перед столом кресло. — Поговорим о твоем житье-бытье.

Устраиваясь поудобнее в предложенном кресле, я настраивалась на допрос. И ловила очередное когнитивное искажение, уж больно по-простетски вел себя патриарх клана. Словно подстраиваясь под меня. Честно говоря, это настораживало. Ну не тот у меня уровень, против матерых зубров бодатся. Это как из «яселек» попасть в хардовый данж.

Ну, я не сильно ошиблась насчет допроса. Мягко, никуда не спеша Игорь Савельевич вытаскивал из меня все, даже то, что я считала давно забытым. Но, что было для меня важным, он меня слушал. Слушал и не пытался дать какую-либо оценку моим действиям, даже когда я рассказывала об откровенно плохих вещах, которые совершала.

— И что ты теперь планируешь делать? — задал он под конец нашей двухчасовой беседы вопрос, который откровенно поставил меня в ступор.

— Посмотрю по обстоятельствам, — призналась я, пожимая плечами. — Мне бы с ложками-вилками разобраться до конца, а уж потом лезть в хитросплетения кланов.

— Может, с Иваном хочешь пободатся за место главы?

От столь неожиданного предложения я слегка выпала в осадок. Прочитав в моих глазах некоторое сомнение в умственных

способностях собеседника, Игорь Савельевич пояснил: