На коне здесь был только князь. Грациозная белая кобыла стояла смирно, лишь слегка прядая ушами от грохота музыки и раздававшихся криков. Владимир снова был в красном плаще, заколотом у ворота крупной золотой булавкой. Голову он теперь обрил, оставив длинный чуб спереди. Вероятно, он хотел напоминать обликом своего отца – Святослава.
Я глядел на него и старался понять, неужели мы с ним до такой степени схожи внешне. Мне казалось, что нет. Вроде бы рост у него повыше моего, хотя трудно сказать. Да и крылья носа, похоже, немного не такие…
Однако со стороны виднее, а Блуд со Свенельдом после тщательного осмотра вновь подтвердили нашу физическую идентичность. Значит, Нечто специально нашло меня, для того чтобы, протащив сквозь столетия, забросить в нужное время и место.
Внезапно оглушительная музыка, буквально разрывавшая слух, стихла. Из звуков остался лишь неясный гомон толпы, блеяние баранов и куриное кудахтанье.
– Ведут, ведут, – раздались крики в толпе, и люди начали расступаться.
По образовавшемуся проходу несколько воинов вели отца Иоанна и дьякона Феодора. Оба они были в священном облачении, а Иоанн даже в черном клобуке, из-под которого торчали длинные светлые волосы.
Пленников не били и не истязали, до того как вывести на люди. Шли оба уверенно, только смертельно бледные лица и растерянные глаза выдавали их состояние.
– Это христиане! Смерть христианам! – закричали в толпе несколько человек, но никто не подхватил, и голоса скоро смолкли.
Князь Владимир тронул бока лошади каблуками своих сапог и выехал поближе к середине образовавшегося круга.
Толпа умолкла, все глаза устремились на молодого властителя.
Владимир обвел взглядом глядящих на него людей, и в глазах его зажегся уже знакомый мне и, наверное, многим огонек.
– Вот они! – крикнул князь, указывая затянутой в перчатку рукой на остановившихся перед ним пленников. – Эти люди – последние христиане в Киеве! Они будут принесены в жертву нашим богам, и больше на священной земле Киева не будет места иноземной заразе!
Владимир снова тронул свою кобылу и медленным шагом поехал по кругу.
– Они говорили – не убей! – закричал он, указывая на стоящих священнослужителей. – Они говорили – будьте слабыми! Они говорили – прощайте врагов! Вот что они говорили, чему учили вас.
Он остановился и, протянув руку вперед, обвел ею свой «пантеон» – все деревянные столбы с вырезанными ликами идолов.
– Они говорили – не чтите наших древних богов! – опять продолжил князь свою дидактическую речь, обращаясь к молчащей толпе слушателей. – Мы казним этих врагов!
Владимир умолк, задохнувшись от собственного крика. Вопил он громко, изо всех сил, а теперь еще и сам возбудился от ненависти, которую хотел посеять в сердцах своих слушателей, – в уголках его ярко-алых губ выступила пена…
«Боже, – невольно подумал я. – Говорят, мы с ним похожи как две капли… Неужели и я выгляжу таким же припадочным монстром? Да нет же, не может быть…»
Через толпу прошествовали жрецы, и Жеривол с торжествующей ухмылкой приблизился к отцу Иоанну. Это был миг его торжества!
В руках жреца был нож, одним взмахом которого он сверху вниз распорол священническое облачение своей жертвы. Другой жрец, зашедший сзади, разрезал веревку, которой были связаны руки человека.
Резко обернувшись к толпе, отец Иоанн попытался что-то сказать, но ему этого не позволили – одним движением он был опрокинут на спину, и два жреца, подхватив тело, потащили его к главному жертвеннику, над которым возвышался Перун.
Мелькнуло бледное лицо священника, его всклокоченная длинная борода и ошалелые глаза. Все же он ухитрился вскинуть кверху руку и в последний миг, сложив перста, благословил окружавшую его толпу.
«Прости им, Господи, ибо не ведают, что творят…»
Описывать жертвоприношение я не стану. Все было так же, как с несчастным Всеславом и Хильдегард, тут прибавить нечего. Вывалившиеся внутренности из вспоротого живота и кровь, лившаяся потоком, окропили камни на Перуновом алтаре. Следом пришла очередь диакона Феодора, который оказался счастливее своего священника – он потерял сознание, перед тем как быть убитым…
Двух этих людей специально пощадили сразу и оставили до сегодняшнего дня, чтобы умертвить на языческом алтаре. Тела всех прочих, сожженных в храме или убитых при попытках бежать, были уничтожены еще раньше.
Сам обряд жертвоприношения был довольно долгим, потому что требовалось насытить кровью и всех остальных богов, кроме Перуна. Лишь ему – громовержцу досталась кровь человеческая. Мокошу, Велесу и прочим идолам достались в жертву бараны и курицы. Вытащенные из своих клеток птицы вырывались, били крыльями и квохтали на всю округу, а перья от них летели в разные стороны над головами столпившихся людей.
Смотревший на все это неподвижно Блуд вдруг обернулся и, поискав меня глазами среди своих слуг, подозвал поближе.
– Скажи, – обратился он ко мне негромко, – а в твое время тоже приносят человеческие жертвы богам? Там, откуда ты пришел?
– Нет, – покачал я головой. – В мое время никому не приходит в голову такое.