Подменыш

Джимми был обыкновенным белым парнем, но когда Макиннс коснулся его век, Джимми открыл глаза, в них загорелся тот самый армстронговский огонек, который ни с чем не спутаешь. Даже его губы стали какими-то выпукло-негритянскими, а лицо озарила знаменитая армстронговская улыбка. Все знают, что Джимми не умеет петь, но тут он раскрыл рот и запел абсолютно армстронговским голосом: «ГН Be Glad When You're Dead, You Rascal You», а потом приложил большой палец правой руки к губам, а остальными стал играть на воображаемой трубе, выдав совершенно умопомрачительный джазовый пассаж. Обычно Каммингс во время концерта прячется за своими барабанами, а тут он даже вскочил на стол, чтобы продолжить, но поскользнулся на луже пива и грохнулся наземь.

Макиннс тут же подскочил к нему:

— Когда я досчитаю до трех и щелкну пальцами, ты проснешься отдохнувшим и посвежевшим. Но когда кто-нибудь произнесет при тебе, Джимми, слово «Сачмо», ты запоешь голосом Луи Армстронга. Запомнил?

— Ага, — вяло произнес Джимми.

— Отлично! А теп ерь ты забудешь все, что произошло сейчас. Я щелкну пальцами, и ты проснешься, отдохнувший и посвежевший.

Улыбка сползла с лица Джимми, он заморгал и обвел всех нас непонимающим взглядом. После нескольких наводящих вопросов стало ясно, что он действительно ничего не помнит.

— А это помнишь? — спросил Оскар. — Сачмо.

— Hello, Dolly! — запел Каммингс хриплым голосом, но, испугавшись самого себя, зажал себе рот двумя руками.

— Мистер Джим Каммингс, самый крутой человек на Земле! — рассмеялся Джордж.

Еще несколько дней мы прикалывались над Каммингсом, в самые неподходящие моменты выкрикивая волшебное слово, пока оно не перестало действовать. Но события того вечера крепко засели у меня в голове. Я долго приставал к Макиннсу с расспросами о том, как работает гипноз, но тот ограничился только одной фразой: «Подсознание выходит на первый план и освобождает скрытые наклонности и воспоминания». Этого было мало, и в ближайшие выходные я отправился в библиотеку, чтобы изучить вопрос поглубже. От храмов сна Древнего Египта до Месмера и Фрейда, во все времена природа гипноза вызывала споры среди ученых и философов. Единого мнения не было. Наконец я нашел то, что искал. В «Международном журнале клинического и экспериментального гипноза» я обнаружил следующий текст: «Пациент сам контролирует, насколько глубоко он хочет и может погрузиться в свое подсознание». Я вырвал из книги страницу с этой фразой, засунул ее в свой кошелек и при каждом удобном случае доставал оттуда, чтобы еще раз прочесть эти слова. В итоге я затвердил их наизусть, как мантру.

Уверив себя, что я способен контролировать свое подсознание, я, наконец, обратился к Макиннсу с просьбой загипнотизировать меня. Если он действительно знает путь к забытым мирам, то сумеет мне помочь вспомнить, кто я такой и откуда пришел. А если откроется, что я родился в Германии сто с лишним лет назад, над этим просто все посмеются. Многие под гипнозом «вспоминают», что в прошлых жизнях они были кто Клеопатрой, кто Шекспиром, кто Чингисханом.

А вот если я под гипнозом скажу, что был хобгоблином, это будет уже не смешно. Особенно если дело дойдет до рассказа о той августовской ночи, когда я стал подменышем и мы украли ребенка. Конечно, превратившись в Генри Дэя, я старательно стирал из своей памяти воспоминания об этом, но… И даже под гипнозом я не смогу рассказать ничего о детстве настоящего Генри!

Макиннс кое-что знал обо мне. Я рассказывал ему о матери и сестрах, о самоубийстве отца и брошенном колледже, даже о мечтах, связанных с Тесс Водхаус, хотя настоящей правды он, конечно, не знал. Мое острейшее желание узнать, кем я был изначально, упиралось в страх быть обнаруженным.

В тот вечер Оскар, дождавшись ухода последнего посетителя, закрыл кассу, бросил мне ключи от входной двери и, пожелав спокойной ночи, ушел. Мы с Макиннсом остались одни. Он потушил весь свет, оставив только лампу у стойки. Меня обуревали сомнения. А вдруг я не смогу контролировать себя и выдам свою тайну? А если он начнет потом меня шантажировать или сдаст властям? Идеи, одна чудовищнее другой, всплывали у меня в голове. А может, после того как он расскажет мне все, что узнает, его лучше убить? Впервые за много лет я почувствовал, что во мне опять просыпается нечто нечеловеческое… Но как только Макиннс начал сеанс, страх сразу пропал.