Подменыш (СИ)

Груз приняли неподалеку от Лиццы, он прибыл морем. Судя по всему, из Аруты: судно шло под знаменами Храма, но моряки говорили на арутском языке, Черной нарочно подслушал их перепалку с четырьмя млчанскими мнихами, которые погрузили обитый железом сундук в крытую повозку, запряженную парой лошадей.

Жутью веяло от этой повозки… И Черной был рад приказу к ней не приближаться.

Душный августовский день сменился темной лиццкой ночью, с тяжелыми гроздьями звезд в небе, с пьяным ароматом перезрелых фруктов, шорохом колючих, высушенных солнцем трав… А Черной все принюхивался — ему почему-то казалось, что из обитого железом сундука просочится тлетворный дух.

Черной не любил ни Кину, ни Лиццу: из-за жары, ядовитых тварей и еды с душком. Если от змей защищала веревка из овечьей шерсти, то от сороконожек и скорпионов спасения не было. Если жара к вечеру спадала, то тухлятина от этого свежей не делалась. Луженые животы наемников привыкли ко всему, и пять месяцев в южных краях научили не сильно принюхиваться к еде. Но первые два дня пути Черной не мог есть — кусок застревал в горле. Словно тлетворный дух из сундука отравил мясо и серые лиццкие лепешки. На третий день в седле он заметил, что у него подозрительно трясутся руки и кружится голова, а потому на следующем привале силой затолкал в себя лепешку и запил кислым виноградным вином, которое, вопреки всеобщему мнению, совсем не утоляло жажды.

Грохот колес повозки снился Черному и по ночам, и сны эти были кошмарами. По вечерам наемники не травили баек и не играли в зерна, лишь прислушивались и, касаясь нательной длани Предвечного, оглядывались на костер четверых мнихов в сотне шагов впереди. А те, напротив, были веселы и спокойны, с их стороны то и дело раздавались взрывы хохота, а иногда и веселые песни. Черной думал, что они напиваются пьяными каждый вечер, но потом понял, что ошибся, когда увидел на земле бутылку из-под напитка храбрости, которым храмовники иногда поощряли своих людей. Нести дозор напиток храбрости не мешал, один из мнихов всегда оставался на страже, когда спали трое его товарищей.

Черной тоже выставлял дозор, но никто не зарился на их страшный груз, да и людей они встречали мало. Заглядывали лишь в лавры, попадавшиеся на пути, — пополнить запасы.

Позади осталась большая лиццкая степь, ровная, как стол, и сухая, как пепелище, на пути появились высокие сосны, перелески, дубравы и березовые рощи, а потом потянулись леса и болота, зарядил осенний дождичек, спать под открытым небом стало слишком сыро и холодно, дороги раскисли, и частенько мнихам приходилось впрягать в повозку четырех лошадей, чтобы выбраться из глубокой лужи.

Никто из наемников не спрашивал Черного, что они везут. Понимали, чуяли, как и он, что ввязались в опасное дело, но доверяли ему — раз капитан подписался на это, значит опасное дело выгорит. А он с каждым днем все чаще вспоминал смешную злую колдунью, и уже отдавал себе отчет в том, что тоскует о ней, и хотел побыстрей разделаться с сомнительным поручением…

Так Черной пришел в земли Зла и встретил там деву, о коей томился. Тут лукавая прелюбодейка соблазнила его плотским соблазном, и забыл Черной о своих обетах послужить Добру, и бросил оружие под ноги, и сказал желанной деве: Я искал тебя во всех землях и хочу творить с тобой любовь. Иди же сюда и будь моею.

«Об искушении Злом в любви»

К границам земель Черной крепости добрались к концу августа, с юго-востока. До цели оставалось два дня пути, дожди неожиданно прекратились, началось сухое и теплое бабье лето, но мнихи направили повозку в лавру Доброприимцев, пришлось и Черному с ребятами ехать за ними.

Мнихи исчезли в глубине лавры вместе с повозкой и сундуком, наемников же поселили возле ворот, в хороших гостевых комнатах. Кормили сытно и вкусно, отдельно от насельников, и особенно усердно поили — сладкими винами, тяжелый хмель которых быстро пьянил и вызывал сонливость. Черной велел своим людям потихоньку выливать вино в помои — ждал подвоха от храмовников.

Но дни шли, и ничего не происходило. От скуки наемники слушали проповеди двух приставленных к ним Надзирающих и трижды на дню ходили в храм.

На четвертый день, глядя в окно, Черной заметил, как из ворот лавры выезжает телега с сундуком. На этот раз сундук сопровождали не мнихи, а пятеро трудников с лопатами. Черной не был любопытен и хорошо знал, чем можно поплатиться за излишнее любопытство, а потому благоразумно сидел на месте, лишь изредка посматривая в окно. Через несколько часов телега вернулась, но уже без сундука и с тремя трудниками вместо пяти.