Подмосковные вечера. История Вана Клиберна. Как человек и его музыка остановили холодную войну

В конце концов Ван не дождался решения жюри, ушел домой к Спайсерам и сел у телефона[105]. Наконец раздался звонок. «Поздравляю!! – без предисловий прокричал Билл Джадд. – Артур Джадсон только что вернулся в офис. Говорит, все проголосовали за тебя». Иными словами, даже упрямый Джадсон не стал дуть против ветра.

– Хейзел, Хейзел, я выиграл, я выиграл! – Ван вбежал в гостиную, схватил в охапку хозяйку и стал прыгать так, что, казалось, еще чуть-чуть – и он проломит пол. – Ну разве это не прекрасно? Одевайся, пошли ужинать!

– Ван, ты бы лучше девушку пригласил, – попыталась возразить Хейзел.

– Так, ты собираешься, – не слушал ее Ван, – а я звоню Розине. – Он начал набирать номер своей учительницы, но потом остановился. – Нет, нехорошо получается. Пойду ей расскажу. – Он схватил свое пальто с оторванными пуговицами и выбежал из дома, крикнув Хейзел, чтобы она его ждала.

Ван несколько раз настойчиво позвонил в дверь дома № 185 по Клермонт-авеню, рядом с Джульярдской школой. Когда Розина открыла, Ван ворвался в ее крошечную квартиру, чуть не сбив хозяйку с ног.

– Дорогая, я победил! Дорогая, я выиграл! – кричал он, кружа с ней по комнате… Наконец оба успокоились и стали звонить в Килгор родителям Вана.

После разговора с Килгором Ван упал на диван и обхватил голову руками.

– Ой, какая ответственность, – простонал он. – Какая ужасная ответственность! – Ван словно предвидел будущее, в котором его всегда будут осуждать за этот успех… – Ну, я пошел!

На обратном пути он сделал крюк, чтобы зайти в больницу к органисту «Голгофы» Клиффорду Такеру и подбодрить его свежими новостями. К тому времени, как Ван вернулся домой, была уже глубокая ночь, но он все равно потащил Хейзел в заведение под названием Asti, расположенное в квартале Гринвич-Виллидж. Это было место постоянных сборищ музыкантов, где они играли, когда хотели, и платили за еду, когда могли. Здесь он уже успел очаровать эпатажного владельца Адольфо Мариани, а официант отказался принести ему счет. «Какой же он хороший мальчик», – подумала миссис Спайсер, с любовью глядя на Вана, снова летавшего над инструментом…

В следующем месяце, 30 апреля, состоялся сольный дипломный концерт Вана в Джульярдской школе (оригинальную программу см. в [VCJA]). Он играл Баха, Моцарта, Брамса, Шопена, Дебюсси, Равеля. Розина снова поставила ему «отлично».

Ван со своим преподавателем Розиной Левиной. Снимок сделан около 1954 года, когда он окончил Джульярдскую школу (фото любезно предоставлено Juilliard School Archives)

Между учительницей и учеником теперь расцвела какая-то экстравагантная любовь. Во всяком случае, обращаясь к ней в письмах, Ван вместо «Дорогая миссис Левин» писал уже просто «Дорогая». «Со всей любовью к вам, дорогая», – подписывал он свои письма[106]. Или более высокопарно: «Я не буду даже пытаться рассказать вам, как глубоко я ценю вас, восхищаюсь вами, уважаю вас и конечно же всегда люблю вас, потому что я буду только терять время на создание совершенно бестолковых предложений»[107]. В мае он окончил курс, и в ее маленьком блокноте с проволочными колечками, где Розина записывала черновики выступлений, она отметила, что «это самый многообещающий из всех студентов, которые у меня были» [RLP, Folder 10, Box 27].

Утром, когда класс собрался на ступенях старого здания на Клермонт-авеню, чтобы сфотографироваться на память, Вана долго не могли найти^[108]. Джимми Мэтис смело заявил фотографу и всем должностным лицам школы, что будет очень жаль, если Вана не будет на фотографии, и кинулся к Спайсерам его будить. Вернувшись вместе с Ваном, он едва успел впрыгнуть в угол кадра. Фотоаппарат щелкнул на полчаса позже, чем планировалось…

* * *

В ноябре того же года двадцатилетний Ван Клиберн стоял в огнях рампы в Carnegie Hall. По случайному совпадению его концерт пришелся на тот же день, в который в Шривпорте в 1932 году играл Рахманинов. Это взволновало впечатлительного пианиста. За дирижерским пультом стоял Димитрис Митропулос, повелевавший Нью-Йоркским филармоническим оркестром. Зал был переполнен, что для воскресного дневного концерта казалось необычным. Отчасти это объяснялось тем, что, как предположили Графманы, в Нью-Йорк прибыло несколько самолетов, набитых техасцами. Супруги обследовали партер и решили, что он выглядит, как форт Аламо, который в давние времена техасцы обороняли от мексиканцев[109]. На почетных местах сидели Рилдия Би и Харви, которые, с точки зрения Наоми, «выглядели как-то по-деревенски».

Ван – молодой профессиональный пианист (фото любезно предоставлено Фондом Вана Клиберна)