Ли-Мэй никогда не занималась любовью с мужчиной, только играла с другими девушками при дворе, хихикая или шепотом обсуждая это, без всяких последствий. Некоторые другие шли дальше – друг с другом, с придворными (или одним из принцев) в Да-Мине, – но только не Шэнь Ли-Мэй. Императрица, даже когда они еще жили во дворце, была набожной и требовательной: ее женщины должны были соблюдать правила хорошего воспитания, которые в этом вопросе были очевидными.
Однажды назначенный императором наследник, принц Шиньцзу (особый случай, конечно), подошел и остановился позади Ли-Мэй по время музыкального представления в Зале Света дворца Да-Мин.
Когда заиграли музыканты и танцовщицы начали танец, она почувствовала на своей шее ароматное дыхание, потом ладонь провела по нижней части ее спины, по шелку, скользнула вниз, потом опять вверх, снова вниз. Шиньцзу считали совершенно безответственным, обаятельным, и редко видели трезвым. Ходили бесконечные слухи и том, как долго он останется наследником, и даже почему именно его выбрал Тайцзу из стольких сыновей.
Она помнит тот день очень ясно, помнит, как стояла, глядя вперед, на танцовщиц, совершенно неподвижно, осторожно дыша, охваченная одновременно яростью, возбуждением и беспомощностью, пока он трогал ее сзади, незаметно для всех.
Больше он ничего не сделал. Даже не разговаривал с Ли-Мэй – ни после, ни потом, ни в другое время, перед тем как она уехала в ссылку из дворца вместе с императрицей.
Когда музыка закончилась, принц что-то прошептал (она даже не расслышала и не поняла слов) и прошел дальше. Она видела, как он разговаривал с другой придворной дамой, потом смеялся, держа в руке чашку с вином. Та женщина тоже смеялась. Ли-Мэй вспомнила, что испытала при виде этого двойственные чувства.
Она никогда не считала себя такой красавицей, чтобы вызвать у мужчины непреодолимое желание или довести до безрассудного поступка. Она даже не была одной из тех женщин, которые обычно привлекали к себе мимолетное внимание в осенний вечер в Зале Света.
Если бы ее отец был жив, она бы уже, несомненно, была замужем и знала бы гораздо больше об этом аспекте мира. Мужчины и женщины. Она была готова учиться. Если бы Шэнь Гао еще был жив, его дочь теперь не оказалась бы наедине с варваром на коне и с волками – среди лугов на севере…
Мешаг спит недалеко от нее. Волки заняли посты, как часовые, окружив их широким кольцом. Звезды с каждой ночью все ярче, так как луна убывает. Ли-Мэй видит, как загорается Ткачиха каждый вечер, затем, когда ночь темнеет, над головой появляется Небесная Река, а затем – погибший смертный возлюбленный поднимется на востоке, на дальнем берегу Реки.
Волки всегда смущают ее, она до сих пор старается не смотреть на них. Но они не причинят ей вреда, теперь она это понимает. Из-за Мешага. Каждый день он уезжает до восхода солнца, когда туман поднимается над травой, и заставляет ее ехать в одиночку, держа направление на солнце, как только оно встает, и туман рассеивается. А волки направляют и охраняют ее.
Она все равно их ненавидит. Невозможно изменить за несколько дней мысли и чувства всей жизни, не так ли?
Каждый раз Мешаг догоняет их до полудня, с едой. Он охотится, в часы охотника перед рассветом. Даже привозит дрова, хворост на растопку – на своей спине. Притаптывает траву, готовит место, разводит маленький, осторожный дневной костер.
Они едят кроликов или, в последнее время, сурков, – сегодня – освежеванных и зажаренных, надетых на оструганную палку. Он дает ей какой-то фрукт, который нужно очистить. Она не знает его названия. Он горький, но она его съедает. Пьет воду. Умывает лицо и руки, всегда, скорее символично. Она – катаянка и дочь своего отца.
Ли-Мэй встает и потягивается. Делает это раньше, чем Мешаг. Они едут дальше, и солнце стоит над головой. Облака, ясное небо. Дни теплые, вечера прохладные, ночи холодные. Равнина тянется во всех направлениях, не похожая на все, что она знала. Трава такая высокая, что почти скрывает их, даже на конях, когда они едут. И полностью скрывает волков, так что Ли-Мэй почти может забыть об их присутствии.
Она почти может представить себе, что они будут ехать так вечно – в тишине, по высокой траве, вместе с волками…
Но ничто не бывает вечным, с тех пор как мир изменился после войны в небесах.
Позже в тот же день солнце стоит у них за спиной, Ли-Мэй устала, хотя старается это скрыть, и рада, что Мешаг едет впереди и редко оборачивается. Он предоставил старшему волку следить, чтобы Ли-Мэй не отставала. Она читает про себя стихи – не на какую-то определенную тему, бессвязно. Только для того, чтобы отвлечься и ехать вперед до тех пор, пока он не прикажет остановиться.
Потом он действительно останавливается, слишком резко. Ли-Мэй не смотрела на него и чуть не налетела своим конем на его коня. Она быстро натягивает поводья и объезжает его, становится рядом.
Он смотрит на небо. Впереди несколько облаков – одни на севере, розовые и желтые в лучах низкого, длинного солнца. Никаких признаков дождя или бури. Легкий ветерок. Ничего похожего на непогоду.