Поднебесная

Нет. Он отогнал прочь этот образ. Он не мог позволить себе такую дешевую сентиментальность. Подобные мысли свойственны слабым поэтам, импровизирующим на пиршестве у сельского префекта, или студентам, с трудом пытающимся сложить заданные стихи на экзамене.

Вместо этого он вызовет в памяти картинки тех дней, когда генерал Шэнь Гао уже вернулся домой из походов: образ своенравной девочки, подслушивающей у дверей, – она позволяла увидеть или услышать себя, чтобы они могли прогнать ее, если захотят, – когда Тай по утрам беседовал с отцом о мире.

Или, позднее, когда генерал ушел в отставку и поселился в своем поместье, ловил рыбу в реке и печалился, когда сам Тай возвращался домой: с далекого севера, с горы Каменный Барабан, или на каникулы по праздникам с учебы в Синане.

Ли-Мэй была уже не той серьезной, круглолицей малышкой. Она побывала вдали от дома, три года служила императрице при дворе, готовилась к замужеству перед смертью отца.

Еще одна картинка: северное озеро, дом в огне, пылающие костры. Запах горящей плоти, люди, которые делали ужасные вещи с другими людьми – с мертвыми и с еще живыми.

Воспоминания, от которых ему хотелось бы избавиться.

Тай поймал себя на том, что сжимает кулаки. Заставил себя прекратить. Он терпеть не мог быть понятным и прозрачным, это делает человека уязвимым. Собственно говоря, именно старший брат Лю научил его этому.

Он увидел, что Сыма Цянь смотрит на него, на его руки, и на его лице читается сочувствие.

– Мне хочется кого-нибудь убить, – признался Тай.

Пауза, чтобы это обдумать.

– Мне знакомо это желание. Иногда это эффективно. Но не всегда.

– Мой брат… ее брат сделал это, – произнес Тай.

Женщины ушли, они остались одни на возвышении.

Поэт кивнул:

– Это очевидно. Он ждет, что ты его за это похвалишь?

Тай уставился на него:

– Нет.

– Правда? Возможно, он этого ждал. Учитывая то, что это дает вашей семье.

– Нет, – повторил Тай и отвел глаза. – Он устроил это через первого министра. Должен был.

Сыма Цянь кивнул:

– Конечно, – он налил себе еще вина, показал на чашку Тая.

Тот покачал головой и произнес… слова сами вырвались у него:

– Я также узнал, что первый министр Вэнь взял к себе женщину, которую я… мою любимую куртизанку из Северного квартала.

Его собеседник улыбнулся:

– Все переплелось, как ткань правильного стиха. Это еще один человек, которого ты хочешь убить?

Тай вспыхнул, понимая, каким банальным это должно казаться такому искушенному человеку, как поэт. Теперь дуэль за куртизанку. Студент и высокий правительственный чиновник! До смертельного исхода! Такую несерьезную сказку разыгрывали на базарной площади в кукольном театре на потеху глазеющих крестьян.

Он слишком сердился и понимал это.

Тай протянул руку и все-таки налил себе еще вина. Снова оглядел комнату. Всего человек десять еще не спали. Было уже очень поздно. Он ехал верхом с рассвета этого дня.

Его сестра уехала. Янь лежит мертвый у озера. Его отец умер. Его брат… его брат…

– Есть много людей в Синане и в других местах, – мрачно произнес Сыма Цянь, – которые желали бы не видеть первого министра… среди живых. Он должен принимать меры предосторожности. Имперский город сейчас убийственно опасен, Шэнь Тай.

– Тогда я хорошо в него впишусь, правда?

Поэт не улыбнулся:

– Не думаю. Я думаю, что ты встревожишь людей и сместишь равновесие. Кто-то не хочет твоего приезда. Это очевидно.

Очевидно…

Трудно, несмотря ни на что, представить себе брата, выбирающего убийцу. Это причиняло боль, как удар. Это было трещиной, пропастью в привычном мире.

Тай медленно покачал головой.

– Возможно, это сделал не твой брат, – сказал поэт, словно читая его мысли. Женщина-воин Каньлиня, Вэй Сун, несколько дней тому назад, ночью, тоже их прочла. Таю это не понравилось.

– Конечно, это сделал он! – резко ответил он. За его словами скрывалось нечто темное. – Лю должен был предвидеть мою реакцию на то, как он поступил с Ли-Мэй.

– Он мог ожидать, что ты убьешь его за это?

Тай подавил в себе мрачный бой барабанов. Поэт удерживал его взгляд своими широко расставленными глазами.

В конце концов Тай пожал плечами:

– Нет, не мог.

Сыма Цянь улыбнулся:

– Я так и думал. Между прочим, на крыльце какой-то человек ходит взад и вперед и смотрит на нас. Маленького роста. В черном. Может быть, это еще один воин Каньлиня, посланный за тобой…

Тай даже не взглянул.

– Нет. Это мой воин. Да, из Каньлиня. Я нанял телохранителя в крепости у Железных Ворот. Этого воина послал из Синаня один человек, чтобы остановить убийцу.

– Ты ему доверяешь?

Тай вспомнил Вэй Сун сегодня ночью в переулке, когда за ним пришли люди губернатора. Он ей действительно доверяет, понял он.

Раньше то, что кто-то так явно охраняет его, вызвало бы у него раздражение: потеря самостоятельности, предположение, что он не в состоянии позаботиться о себе сам. Теперь, после того, что он узнал, – другое дело. Ему надо будет обдумать и это тоже.

Но только не сегодня. Он слишком устал и не мог перестать думать о Ли-Мэй. А потом – о Лю. Первый сын, старший брат. Они много лет жили в одной комнате…