Поднять Россию с колен! Записки православного миссионера

Муфтии утверждают, что террористы, взрывающие мирных людей, ничего общего с исламом не имеют. Но неужели десятки «шахидов» идут на смерть против своей веры?.. Слова муфтиев и «политкорректных» журналистов о том, что террористы-шахиды не имеют отношения к исламу, — из разряда тех благоглупостей, когда говорят, что у террористов нет национальности. Но они же не инопланетяне в конце концов! В культурах и религиях могут быть импульсы, подталкивающие к жестокости или к терроризму. Например, в послевоенные годы часто ставился вопрос, почему в культурнейшей стране Европы, в Германии зародился фашизм? Не означает ли это, что зубы дракона росли через века христианской европейской традиции? Не было ли в христианстве чего-то такого, что учило людей относиться бессострадательно к боли еврейского народа? Этими вопросами и ныне полна европейская пресса. Даже несмотря на то, что во времена фашистской Германии Церковь подвергалась гонениям, а гитлеровская верхушка была откровенно языческой — вопрос о христианских корнях антисемитизма считается вполне академическим.

Но отчего-то аналогичный вопрос об исламских корнях терроризма считается невежливым.

Как-то один высокопоставленный муфтий подарил мне книгу «О свободе научных исследований в Коране». Меня заинтриговало название этой книги, потому что оно трудно соотносилось с моим представлением об исламе. Книжка оказалась пропагандистской. Свобода исследований признавалась, но — только в рамках исследования Корана. Свобода дискуссий доказывалась там таким примером. В решающей битве последователей Магомета с арабами-язычниками несколько десятков «неверных» были захвачены в плен. На военном совете решался вопрос, что с ними делать. Одни предлагали пленных казнить. Другие продать в рабство или потребовать у их родных выкуп. Победила точка зрения, что их надо продать. Через пару дней один из сподвижников Магомета (Омар) увидел пророка Магомета плачущим. На вопрос, почему он плачет, пророк ответил: Всевышний ниспослал откровение: «Ни одному пророку не годилось иметь пленных, пока он не производил избиения неверных на земле». (Коран 8:67). Так что пленных надо было казнить. Далее автор брошюры комментирует этот эпизод: мол, раз пророк Магомет не наказал того генерала, который принял неправильное решение, то свобода дискуссий возможна… Отчего-то этот пример меня убедил скорее в обратном…

Исламо-христианское противостояние, кстати, это кризис именно внутри «белой цивилизации». Похоже, европейцы уже не способны нести бремя белого человека. Они не в силах взять на себя ответственность, да и не достойны ее в своем нынешнем трусливом и расслабленном состоянии.

Есть ли у христианства шанс победить в военном противостоянии с исламом? Это вопрос оптимиста. Я бы сказал, кромешного, беспросветного оптимиста. Потому что оптимист еще допускает, что будет война — сильная встряска, после которой христианские ценности воссияют новым светом. А я пессимист. И я допускаю, что мы проиграем без всякой войны. Произойдет простая депопуляция, а потом и капитуляция. То есть мы попросту не примем боя. Победит философия трусости, выдаваемая за правозащитную (ну, тут я повторяю то, что Солженицын говорил Западу в 70-х годах, пугая его коммунистической глобализацией).

Но наша вера предполагает, что нам интереснее безнадежные дела. Зачем заниматься тем, что и так обречено на успех? Мы беремся только за то, что обречено. И, случается, побеждаем. Да противостоять сегодня исламу — это такая авантюра: с нашим-то внутренним разбродом, с таким изломанно-перевязанным инструментом! Особенно если учесть, что войну приходится вести на два фронта. В противостоянии исламскому фундаментализму ведь надо еще предохраниться от зачатия своих, «православных» террористов и инквизиторов. В Русской Церкви сегодня немало людей, которые несут в себе семена нашего собственного «ваххабизма». Ой, как верно поет Константин Кинчев: «Устоять на краю, да не пасть в самосуд, Вот такое дано — дело нам…»

Христианство учит работать, даже будучи пессимистом. Этика христианства — это этика эсхатологического поражения. Мы знаем, что мировая история кончается тем, что описано в Апокалипсисе, то есть не воцарением Христа на земле, а напротив — появлением антихриста.

И вот, зная неизбежность коллективного поражения, тем не менее надо сражаться за каждого отдельного человека. Вот в этом, наверное, и есть эсхатологическая мужественность христианства.

Мои миссионерские впечатления скорее оптимистичны. Я ежедневно вхожу в новые аудитории, студенческие, школьные, и вижу, как меняются люди, глаза ребят, когда начинаешь с ними разговаривать. Не всех, пусть не всех. Я радуюсь, если 2–3 человека в классе переменились, загорелись.

Сегодня нельзя однозначно сказать, что современному поколению присуще «вот то», и что нет у него «вот этого». Есть живые люди, живые сердца. И они очень разные. На мои лекции всюду приходят по желанию, это не обязаловка. А если у людей есть желание слушать рассказы о Православии — значит, незачем клеймить «времена».