— Я очень хорошо понимаю, и сам был таким же — это и моя позиция, не их позиция — мне дорого, что Православие консервативно, в свое время сам возмущался миссионерским опытом западных церквей. Но для меня вопрос в следующем. Нынешней России осталось 60 лет существования, если не будет внешней экспансии. Кроме того, это видно из статистики: страна, которая теряет по миллиону человек в год, у нее нет будущего. Светлые точки надежды на демографический рост — только две: многодетные семьи у бомжей и религиозных фанатиков. Делать ставку на бомжей, видеть в них спасение России, думаю, что некорректно. Поэтому вопрос: «Православие или смерть!» — это вопрос демографический, конечно. Но обращаться к нашим бабушкам с проповедью о вреде абортов уже поздно, так что обращаться надо к людям молодым. Но опять же: обращаться к молодежи в храме бесполезно, потому что ее там нет. Значит, надо соответственно идти в места, где эта молодежь встречается — это университеты, это спортивные залы, это и рок-площадки. И обращаться к молодежи на языке, понятном для нее. Соответственно любые разговоры о проектах социальных, военных, политических и церковных должны ставиться под углом: а поможет это выжить русскому народу или нет в XXI веке. И это оптимистический вариант — 60 лет. 60 лет — это такой очень расхолаживающий срок, потому что если ты заболел, врач тебе говорит: вы знаете, вам осталось жить 15 лет, но что-то поменять можно только в ближайшие полгода, если не лечиться, то болезнь станет необратимой, хронической, и у вас нет шансов прожить больше 15-ти лет. Так вот при сохранении нынешней ситуации у нас есть 60 лет, но для того, чтобы что-то изменить, осталось 10–15 лет. Сегодня от каждого церковного человека зависит будущее русского народа. Вот бабушка в церкви, которая набрасывается на девчонку в джинсах, она в истерике уходит из храма, вот эта бабушка становится убийцей пяти русских детей. Потому что если эта девчонка из-за этой бабушки вышла в слезах из храма и будет жить параллельно с храмом, дальше начинается грустная статистика: в среднем каждая русская женщина делает 5 абортов на протяжении своей жизни. Не будет абортов, если она станет церковным человеком, прихожаночкой нашей. То есть если ты, бабка, выгнала из храма эту девчонку, пять смертей на твоей совести. Аналогично совершенно сейчас говорят, что не надо никуда выходить, надо вот перед иконами Андрея Рублева молиться и петь знаменным распевом, это все очень мило и уютно, но если вот эта точка зрения победит, это будет означать, что Русская Церковь совершила преступление перед русским народом. Она не заметила минуты его боли, его смерти и предпочла остаться в своих комфортных условиях вместо того, чтобы выйти на борьбу за выживание своего народа.
— То же самое — что войны не будет, а китайцы будут просачиваться мелкими группами по сто тысяч человек. Пока нет оснований оптимистически это пересматривать. Основание для оптимизма только одно у меня есть основание, маленькое, но хочется как-то с ним поиграться немножко. Год назад члены архиерейского собора Церкви были в Кремле у Путина, и там читинский архиепископ задал Путину вопрос: что делать с большим количеством китайцев? На что Путин ответил, что вы, собственно, должны работать с ними. И в этом как раз было полное совпадение моих позиций, я писал еще году в 97-м, что необходимо в каждой дальневосточной епархии создавать… Кстати, хороший пример я видел во Владивостоке, в одном из храмов под каждой иконой есть подписи на китайском языке — и объяснение икон, и кратенькая молитва на китайском языке. По-моему, очень хорошо и очень тактично, без специальной навязчивости, чтобы ты зашел и понял, что это мир, который может стать твоим. Вопрос еще стоит и о том, сможет ли Россия выступить таким плавильным тиглем и выступить с имперских позиций. Не с позиции беглецов, которые в скит убегают под ель от всякой новинки, а с позиции Империи, которая пробует по-своему все переделать.