Поднять "Титаник"!

Сигрема, должно было быть расценено как очередной гвоздь в крышку гроба «Сицилианского проекта». Одного из ведущих специалистов НУМА уже убили, а этим утром по каналам спецсвязи из штаб-квартиры Агентства пришло сообщение о том, что одна из подводных лодок, участвовавших в спасательной операции, попала в капкан и что шансы на спасение команды весьма невелики. Скорее всего, кто-то весьма влиятельный саботирует «Сицилианский проект». У Сэндекера на сей счет и сомнений не было. Расстроенный мозг Сигрема легко укладывал одну неудачу рядом с другой, получая неразличимый для других, вполне отчетливый рисунок. Можно считать, что «Сицилианский проект» погублен, а если так, что же мешает Сигрему погубить в такой ситуации себя?! В тот самый момент, когда Сигрем осторожным движением снял кольт с предохранителя, на него упала чья-то тень, и мягкий, вполне дружеский по тону голос сказал:

— Скажите, а вам не кажется, что убивать себя в такой чудесный день как-то даже неловко?

Питер Джонс сверху вниз смотрел на Сигрема.

Питер Джонс вышел на свой обычный моцион. Он шел вдоль дорожки, расположенной параллельно Охайо-драйв, когда в глаза бросилась одинокая фигура сидящего на скамейке мужчины. Сначала полицейский подумал, что это самый обыкновенный пьянчуга, принявший свои законные триста пятьдесят на грудь и теперь тихо балдеющий на солнышке. Была даже мысль пригласить бедолагу в участок, но полицейский от этой мысли отказался, посчитав, что затраченные усилия окажутся во всех смыслах зряшными. Предъявить этому парню нечего, и, стало быть, через двадцать четыре часа его придется отпустить с миром на все четыре стороны. А прежде, подумал Джонс, придется составить целый ворох протоколов и всякой прочей сопутствующей документации. Уйма писанины — и все это ради чего? Однако что-то в облике сидящего мужчины показалось странным: не вполне он походил на одичавшего бедолагу.

Осторожно, стараясь не привлечь раньше времени к себе внимание, полицейский обошел большой вяз, росший неподалеку от скамейки, неслышно подошел и встал сзади, в полушаге от мужчины. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что подозрения полицейского были отнюдь не напрасными. Покрасневшие глаза человека и несвежее лицо в сочетании с помятой одеждой кого угодно могли сбить с толку, а сутулая спина и опущенные плечи «а-ля вечный неудачник» лишь усиливали первоначальное впечатление. Однако в облике мужчины были различные не особенно бросающиеся в глаза мелочи, которые разрушали версию о безвредном алкаше. Например, и полицейский сразу же обратил на это внимание, у мужчины были хорошо начищенные ботинки и дорогой, некогда тщательно выглаженный костюм. Лицо оказалось выбрито самым что ни на есть тщательным образом, ногти подстрижены и аккуратно обработаны. А в довершение всего — пушка, лежавшая на коленях.

Сигрем поднял голову и посмотрел в лицо чернокожего полицейского офицера. Вместо выражения брезгливой скуки лицо полицейского выражало искреннее сочувствие.

— Не торопитесь ли вы с выводами? — спросил Сигрем.

— Старик, если бы мне пришлось приводить классический пример того, что являет собой состояние суицидальной депрессии, я бы в качестве живого экспоната взял тебя. — Джонс рукой обозначил свое желание присесть рядом. — Вы позволите рядом с вами?

— Зачем спрашивать? Это муниципальная собственность, — без всякого воодушевления сказал Сигрем.

Джон тактично уселся в метре от Сигрема, отвалился на спинку, удобно вытянул перед собой ноги, а руки положил на колени, чтобы придать себе как можно более миролюбивый вид, несколько разрушаемый видом тяжелого табельного оружия, висевшего на бедре.

— Знаете, если уж я решил бы уйти из жизни, то выбрал бы ноябрь, вот уж, поистине, самый паршивый месяц, — вкрадчиво и как-то даже раздумчиво сказал Джонс. — Апрель — мой самый любимый месяц. Тут тебе травка, листики, цветы распускаются — красота да и только. А вот придет ноябрь, начнут задувать эти голодные ветра, которые пробирают до костей, как ни пытайся укутаться… А небо? Вы когда-нибудь обращали внимание на то, какое в Вашингтоне небо в ноябре? Один его цвет — это вполне достаточное основание для того, чтобы сдохнуть. Нет, вы как хотите, а для самоубийства не придумаешь лучшего, чем ноябрь, времени.

Сигрем не глядя на собеседника покрепче сжал кольт и лишь затем повернулся, чтобы выяснить, какие же действия собирается предпринять черный полицейский.

— Судя по вашим словам, — сказал Сигрем, вы собаку, наверное, съели в вопросах самоубийств?