Поднять "Титаник"!

Голос Мари был грудным, низким, при том, что она была невысокого роста худенькой женщиной с живыми голубыми глазами и небольшим нахально вздернутым носом девочки-шалуньи. Шапка ее густых, искусственно высвеченных волос, не имела выраженного образа, представляя собой прическу «я у мамы дурочка». Если бы не тяжелый и, что называется, волевой, подбородок, Мари была бы весьма хорошенькой.

— Ох, не говори, — пожаловалась Дана, — я через это мучение пробираюсь каждое утро. Вот чего мне в самом деле недостает, так это элементарной организованности. Насколько проще была бы моя жизнь, если бы я складывала вещи на место, если бы вставала — с запасом, чтобы не устраивать каждое утро гонку. А я всегда лежу до самой последней минуты, а после ношусь, как угорелая. Мари встала рядом с подругой.

— Ну, а как, скажем, насчет вот этой голубой юбки? Дана ловко вытащила вешалку, приложила юбку, затем раздраженно швырнула ее на ковер:

— Черт, совсем позабыла! Блузку к этой юбке я ведь отдала в химчистку. Черт побери…

— Не ругайся, не ругайся! Когда я была маленькая, мне говорили, мол, будешь ругаться, плесень во рту вырастет.

— Как тут не ругаться, — сказала Дана, — в последнее время все идет черт знает как. Сущие, казалось бы, пустяки — так и те через жопу об колено, что называется.

— В последнее время, это с тех пор, как ты от мужа сбежала, так, что ли?

— Вот только, ради Бога, не нужно меня учить, ладно? Не выношу, когда меня учат жить…

— Не кипятись, моя дорогая. Если хочешь плюнуть в кого-нибудь, подойди к зеркалу.

Дана в этот момент походила на куклу с туго заведенной пружиной. Увидев, что еще чуть-чуть, и подруга разрыдается, Мари сбавила тон, сочтя более благоразумным отступить:

— Будь проще. Все, что ни наденешь, все хорошо. А я пойду мотор в машине разогрею. Оденешься и сразу спускайся.

Когда шаги Мари затихли. Дана прошла в ванную и приняла сразу две капсулы либриума. Как только транквилизатор начал действовать, она спокойно подошла к шкафу, выбрала бирюзовое льняное платье, оделась, расчесала волосы, обула туфли на высоком каблуке и отправилась по лестнице вниз.

Пока они ехали к зданию НУМА, Дана почти совершенно успокоилась и даже принялась отбивать туфлей такт звучавшей из радиоприемника музыки.

— Одну капсулу или две? — как бы между прочим осведомилась Мари.

— То есть?

— Я спрашиваю, приняла одну или две капсулы? Иначе я никак не могу объяснить моментальное превращение. Была дешевкой, истерику мне закатила, а теперь — сама Мисс Доброе Сердце. Такое может быть только от транквилизатора.

— Просто я терпеть не могу, когда меня начинают учить, пойми. Дело совсем не в том, дешевка или не дешевка, а в том, что есть определенные моменты, которые я не выношу.

— Допускаю, однако ставлю на вид. Если однажды темной ночкой ты вдруг загнешься от сверхдозы, я возле тебя суетиться не буду, даже не рассчитывай. Подыхаешь — и подыхай себе. Говорю тебе, чтобы ты после не обижалась на меня. Терпеть не могу, когда кто-то принародно подыхает. Такие сцены портят настроение.

— Скажешь тоже! Вечно все преувеличиваешь…

Мари вопросительно взглянула на Дану.

— Ой ли? Ты жрешь эту гадость, словно витамины, целыми пригоршнями.

— Не переживай, со мной все в порядке, — оправдывающимся тоном сказала Дана.

— Только вот этого не нужно, я вижу тебя насквозь. Сейчас ты представляешь собой классический образец выведенной из себя депрессивной бабы. Насколько я понимаю, это самый мерзкий вид, какой только баба может принять.

— Знаешь, для того чтобы зарубцевалась рана, требуется какое-то время.

— Ну ты даешь! Сначала нагадила, а теперь ждешь, когда пахнуть перестанет. Чтобы не было запаха, нужно убрать!

— Я и не уверяю, что поступила наилучшим образом, когда оставила Джена. Но в некотором смысле я поступила правильно.

— А тебе никогда не приходило в голову, что ты нужна ему?