Читаем Поднятые по тревоге полностью

Хорошо действовал и командир 2-го лыжного полка Щеглов. Он умел сплотить и воодушевить людей, показать им пример незаурядной храбрости. Правда, иной раз, по молодости лет, майор даже бравировал опасностью. Приходилось отчитывать его, и это, видимо, пошло ему на пользу. В тылу врага Щеглов получил крепкую закалку.

К концу января, когда первоначальный план наступления был пересмотрен, я приказал Биякову выходить на соединение с войсками армии. Утром 28 числа части 311-й дивизии и 2-й лыжный полк перешли железную дорогу и сосредоточились в лесу южнее Бабино.

В тот же день по указанию штаба фронта из состава армии вышла Синявинская оперативная группа. Она влилась в развертываемую 8-ю армию Ленинградского фронта, командующим которой был назначен генерал-майор Сухомлин.

Вместо Сухомлина на должность начальника штаба 54-й армии прибыл генерал-майор Л. С. Березинский, хорошо знакомый мне по 42-й армии. Я был рад его приезду. Живой, общительный, с неизменной трубкой во рту, он энергично взялся за работу.

Соединения и части армии в этот период вели бои местного значения. Наиболее активные действия проходили в районе Погостья, но удачными их признать было нельзя.

На фоне наших неудач меня опять порадовал полковник Бияков. 12 февраля я был на его НП и наблюдал, как смело действуют стрелки при поддержке танков. Частям дивизии удалось вклиниться в оборону противника, но потом стрелковые подразделения залегли, встреченные сильным огнем из блиндажей и дзотов.

Тогда командир дивизии приказал прицепить к танкам часть орудий батальонной и полковой артиллерии. Танки устремились вперед, таща за собой пушки, расчеты которых сидели на броне. Стрелковые взводы следовали непосредственно за танками.

Орудия подтаскивались на 200-300 метров к дзотам. Расчет быстро спрыгивал с брони и открывал огонь, а танки двигались дальше, в упор расстреливали дзоты или просто загораживали броней амбразуры. Под их прикрытием стрелки подбирались к огневым точкам врага и забрасывали их ручными гранатами.

Действия таких импровизированных штурмовых групп оказались довольно эффективными. В результате боя дивизии удалось улучшить свои позиции, но значительный некомплект личного состава не позволил развить достигнутый успех.

Опыт 311-й дивизии мы постарались распространить. Во всех соединениях стали создаваться штурмовые группы, которые целиком оправдали себя. Успешно действовали, например, штурмовые группы 281-й стрелковой дивизии. Одна из них, руководимая младшим лейтенантом Куратовым, уничтожила несколько вражеских дзотов, другая - взорвала полотно железной дороги у переезда в четырех километрах северо-западнее Погостья.

Оправдали себя в условиях лесных боев и создаваемые в частях мелкие группы автоматчиков. Дерзко проникая в глубь обороны противника, автоматчики нападали на штабы, уничтожали связь, захватывали пленных.

В нашей армии был хорошо известен командир одной из таких групп коммунист лейтенант Трифонов. Его бойцы за сравнительно короткое время уничтожили 85 фашистов, 10 автомашин, захватили 6 пленных. У Трифонова быстро нашлись последователи и ученики. Его помощник старший сержант Говорун вскоре стал действовать самостоятельно. На счету его группы уже через неделю было до 60 уничтоженных захватчиков.

Смелыми действиями на коммуникациях врага прославились и другие ученики Трифонова: воентехники 2 ранга Аниськов и Альтерман, сержант Ильин.

Это были молодые, решительные, безгранично преданные Родине люди. Вообще молодежь, комсомольцы отлично показали себя в тяжелых зимних боях под Погостьем. На самые трудные дела, на самые опасные участки вместе с коммунистами шли комсомольцы. Они были лыжниками, автоматчиками, разведчиками.

С одним из таких отважных комсомольцев-разведчиков я познакомился в середине февраля в 80-й стрелковой дивизии. Она в это время вышла из боя и приводила себя в порядок. Полки размешались в лесу, в наскоро построенных шалашах из еловых веток (землянки копать в промерзлой болотистой земле было трудно). В лагере уютно пахло дымом, который тянулся из железных печек, стлался между деревьями.

Навстречу мне, когда я шел по узкой тропинке в один из полков дивизии, попался совсем еще молодой парнишка в ватной куртке и таких же ватных стеганых брюках. Паренек тащил штук десять топоров. Пропуская меня, он сошел с тропинки и сразу же провалился по пояс в глубокий снег.

- Ты что тут делаешь? - спросил я.

- Да вот, товарищ генерал, старикам моим надо топоры раздать. В разведку собираемся, а по такому лесу без топоров не пройти, - ответил парень, смело глядя на меня ясными, задорными глазами.

- Каким старикам? А ты кто такой?

- Командир взвода разведки, сержант. Он назвал свою фамилию, кажется Спиридонов, не помню точно.

Подошел начальник разведки полка и рассказал о Спиридонове. Раньше он был пулеметчиком. Потом его ранило. Выписавшись из госпиталя, попросился в разведку. Вначале командовал отделением, а затем заменил в бою убитого командира взвода. С тех пор и командует взводом вот уже несколько месяцев.

- А сколько же ему лет? - поинтересовался я.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное