Поднятые по тревоге

Неожиданно я увидел торчащий из снега колышек с прибитой к нему дощечкой. Осветив дощечку карманным фонариком, прочитал: "Осторожно! Мины!" Мне стало не по себе: мы находились как раз на минном поле!

Но офицер связи, не замедляя шагов, равнодушно бросил:

- Ничего, товарищ генерал. Зимой эти мины не взрываются - вмерзли в землю.

Офицер связи оказался прав - мы благополучно пересекли минное поле.

В шалаше генерала Чернышева, сооруженном из мерзлых кусков торфяника, жарко топилась печь. Генерал был одет в белый, но сильно выпачканный грязью маскировочный халат. На коленях у него лежала развернутая карта. Чернышев что-то деловито измерял по ней.

Взглянув на карту, я сразу отметил, что наблюдательный пункт дивизии находился слишком далеко от боевых порядков полков.

- Связь с частями у вас устойчивая? - спросил я генерала Чернышева.

- Не со всеми... - замявшись, ответил он. - С полком, который вышел за насыпь железной дороги, никак не могу связаться.

- Что собираетесь предпринять?

- Сейчас пошлю туда офицера связи.

- А что делают остальные полки?

- Закрепляются, - не очень уверенно сказал Чернышев.

- Дайте мне двух автоматчиков, я сам пойду в полк, с которым у вас нет связи.

Генерал Чернышев принялся уверять, что сейчас связь будет восстановлена, но я не стал ждать.

Выйдя из шалаша комдива, на минуту остановился. Вокруг была густая темнота. Мела злая поземка. Колючий снег, подгоняемый ветром, бил в лицо.

Попыхивая цигарками, подошли два автоматчика.

- Дорогу знаете? - спросил я.

- Известна, товарищ генерал. Тут по-над лесом пройдем, потом через насыпь, а там уж и рукой подать.

Однако путь оказался не близким. Мы довольно долго шли вдоль опушки, прежде чем добрались до насыпи. Меня удивило, что на переднем крае совсем не слышалось стрельбы.

Поднявшись на насыпь, мы увидели неподалеку несколько неярких костров. Впереди, метрах в пятистах, тоже горели костры. Я направился к ближнему. Возле огня сидели солдаты.

- Кто такие? Что здесь делаете?

- Греемся, товарищ генерал.

- Из какой части?

Солдаты назвали полк, в который я направлялся.

- Кто правее вас?

- Наш третий батальон.

- А слева?

- Вторая рота.

- Чьи же костры впереди?

- Там немцы греются. Небось замерзли еще сильнее нашего. Мы-то привычные.

Солдаты негромко засмеялись. Но мне было не до смеха. Значит, с наступлением ночи боевые действия прекратились. Противник получил возможность подтягивать резервы и усиливать сопротивление. По данным разведки я знал, что из района Кириши начинают подходить части 61-й и 69-й пехотных дивизий, а из района поселка Михайловского выдвигалась 1-я пехотная дивизия.

Конечно, приходилось считаться с тем, что за день боя люди устали. Но в конце концов можно было или подменить некоторые части, или действовать в ночное время силами небольших отрядов.

Ведь сейчас положение было иным, чем в период боев под Погостьем, теперь у нас были и вторые эшелоны и резервы.

Я поручил одному из солдат разыскать командира батальона. Комбат доложил, что приказа продолжать наступление ночью не получал. Это подтвердил и командир полка.

По моему указанию была проведена некоторая перегруппировка. Из батальона второго эшелона выделили усиленную роту, которую послали в обход гитлеровцев, беспечно греющихся у своих костров.

Вернувшись на НП дивизии, я был вынужден сделать генералу Чернышеву серьезное замечание за плохую организацию связи, нераспорядительность, за то, что он лично и его штаб плохо знают обстановку.

В ту же ночь я побывал еще в двух стрелковых дивизиях, требуя от командиров немедленного продолжения активных действий.

14 января бои разгорелись с новой силой. Опорный пункт противника в Рабочем поселке No 8 был полностью блокирован. За день войска 2-й ударной армии вышли на линию Рабочих поселков No 4 и No 5, овладели станцией Подгорная и продолжали атаки юго-западнее рощи Круглая.

В последующие три дня бои продолжались. Все уже становилась полоска земли, которая разделяла идущие навстречу друг другу войска двух фронтов.

Поздно вечером 17 января я сидел в землянке генерал-лейтенанта В. 3. Романовского. Начальник штаба звонил в дивизии, уточняя обстановку, и остро отточенным красным карандашом делал аккуратные отметки на оперативной карте. Мы с генералом Романовский тоже не могли оторвать взгляд от карты. Вдоль маленьких речек, скрытых сейчас под снегом, по болотам и населенным пунктам, пересекая нитки дорог и высотки, поросшие лесом, проходил рубеж, которого достигли войска армии. И совсем недалеко от этого рубежа находились передовые части 67-й армии Ленинградского фронта, идущие нам навстречу.

- Завтра! - уверенно сказал командарм.

- Да, не позже чем завтра, - подтвердил я, понимая, что генерал Романовский имеет в виду соединение фронтов.

И вот наступило 18 января, день, когда армии сделали последний, решительный рывок.

В 12 часов подразделения 136-й стрелковой дивизии и 61-й танковой бригады Ленинградского фронта, успешно отразив контратаку, на плечах отходящего врага ворвались в Рабочий поселок No 5 и соединились с частями 18-й стрелковой дивизии 2-й ударной армии.