Поднявший меч. Повесть о Джоне Брауне

На Ниагаре Стирнс поклялся посвятить жизнь и отдать все состояние борьбе против рабства.

В феврале 1800 года Стирнс явился по вызову в комиссию конгресса. Три часа его допрашивали о помощи Канзасу, о поставках оружия, о Джоне. Брауне-младшем:

— Что вас побудило помогать Брауну?

— Я звал, что этот человек одержим идеей, я считал эту идею справедливой, потому я и давал ему деньги…

— Вы одобряли нападение на Харперс-Ферри?

— Я не одобрил бы действий капитана Брауна, если бы знал о них. Но с тех пор я изменил свою точку зрения. Я считаю, что именно Джон Браун представляет наш век так же, как Вашингтон представлял век минувший. Харперс-Ферри и поход в Сицилию, Браун и Гарибальди — вот два великих события, два великих имени современности… Одно освободит Европу, другое — Америку…

Сенатор Мейсон сердито сказал Стирнсу:

— Когда вы отправитесь на небо, к Старому Джентльмену, управляющему вселенной, вам придется держать ответ за ваши дела и слова.

— Господу богу сначала придется расследовать злодеяния, свершенные за двести пятьдесят лот рабовладения, а пока он с этим справится, ему будет уже не до меня…

Стирнс писал жене в 1863 году:

«Вчера я выступал на собрании негров и напомнил собравшимся о том, что на наших глазах происходит завершение битвы в Харперс-Ферри, что история воздает должное Джону Брауну».

На его могильной плите высекли:

«Джордж Лютер Стирнс купец из Бостона, который доказал своей жизнью и деятельностью доблесть и широту Гражданственности, отдав свою жизнь и свое состояние для свержения ига рабства и сохранения свободы.

Его преданности и настойчивой воре Массачусетс обязан созданием 54-го и 55-го негритянских полков, а федеральное правительство — тому, что в армию было рекрутировано десять тысяч негров».

Эпилог

Уже с рассвета двенадцатого апреля 1861 года во всех батальонах, во всех батареях знали: начинается… Войска северян не хотят уходить из форта Самтер, не хотят признавать права свободного Юга. Значит, их нужно прогнать, проучить раз и навсегда.

Над кирпичными стенами форта, на утреннем небе над морским горизонтом звездно-полосатый флаг. Вдоль гребня стены за брустверами неторопливо двигаются синие каскетки — сменяют караул. А в километре, напротив, на травянистых холмах, на опушках леса, подальше, ряды белых палаток, поближе — свежие песчаные насыпи, обложенные плетеными фашинами. Торчат стволы пушек. Над ними синие флаги, перекрещенные косыми красными крестами, семь белых звезд. Флаги конфедерации южных штатов, отделившихся, отвергших власть Вашингтона. Торопливо снуют серые мундиры.

Руффин на передовой батарее. Единственный штатский среди офицеров и солдат. Опять, как полтора года назад у эшафота.

— Ну что ж, джентльмены, как говорил Цезарь, жребий брошен. Приказ правительства конфедерации однозначен, срок ультиматума истекает через пять минут. Придется ядрами напомнить господам янки, кто здесь хозяин.

— Мистер Руффин, вы наш гость, сэр, наш друг и просветитель. Позвольте вам предложить честь сделать первый сигнальный выстрел.

— Благодарю, полковник, очень польщен, горжусь.

— Эй, парень, подай фитиль нашему гостю! Становитесь сюда, остерегайтесь колес. Прикладывайте запал по моему знаку.