Поднимается ветер…

Нижняя рубаха из тонкого шелка, присборенная у ворота, обтягивала широкие худые плечи короля. Его величество был весьма костляв, и, по ощущениям герцогини Алларэ, сплошь состоял из локтей и коленок, что было бы мило в юноше, но в человеке за сорок уже удивляло. Вроде бы голод в Собране еще не начался. Созерцая балдахин королевской постели, Мио не без интереса строила предположения — про себя, разумеется, ни в коем случае не вслух — о том, под каким предлогом ее попросят удалиться и насколько хамским образом это будет обставлено. Лежавший рядом мужчина почему-то наводил только на подобные размышления. Герцогиня подумала, что не в состоянии понять его величество. Красивый человек, может быть, излишне нервный, но весьма изящный, отнюдь не глупый, временами остроумный… в нем все же не было ни грана обаяния. Особенно заметно это было в близком общении. Все те мелкие трения и досадные недоразумения, которые Реми мог бы сгладить улыбкой или шуткой, в королевском обхождении казались непереносимыми. С посторонними он вел себя так, как подобает королю. С близкими — весьма отвратительным образом. Мио уже поняла, что король — не только дурной любовник, но еще и плохой отец. Ей пару раз довелось выслушать разговоры короля со старшим сыном, и она подумала, что, если однажды Араон подсыплет отцу в суп мышьяка, то герцогиня Алларэ не осудит юношу. По крайней мере, король мог бы не отчитывать сына в присутствии посторонней дамы, заставляя бедного принца смущаться и робеть в два раза сильнее. В профиль король походил на хищную птицу. Сейчас у птицы было хорошее настроение, а потому она соизволила приобнять любовницу за плечи и намотать на палец прядь ее волос. Должно быть, Ивеллиону казалось, что это весьма мило. Вот только волосы потом не расчешешь…

— Вы много общаетесь с девицей Агайрон, — заявил вдруг король. На «ты» с его величеством Мио, разумеется, не перешла. Кажется, такой чести вообще никто в стране не был удостоен. — Как вы полагаете, способна ли она стать хорошей супругой?

«Нашел, о чем меня спросить, — восхитилась Мио. — С какой стороны ни глянь, а вопрос — лучше не придумаешь…».

— О да, мой король, несомненно. У Анны есть все нужные задатки. «И потому ее остается только пожалеть…».

— А что вы таковыми полагаете? — какой прелестный вопрос! Еще бы понять, с какой именно стороны подвох…

— Анна Агайрон обладает тем сортом скромности, который заставляет распущенных людей умолкать, а грешников — каяться, — сказала после недолгого раздумья герцогиня, решившая говорить чистую правду. — Она хорошо воспитана своим отцом. Никогда не будет спорить, а тем более — действовать втайне. Она не умеет лгать, но умеет молчать. Умеет держаться подобающим образом…

— Сборище достоинств! — улыбнулся король, потом резко развернул Мио к себе. — Что вы думаете о герцоге Гоэллоне? Судя по тому, что рука, вцепившаяся в плечо герцогини, не была слишком горячей, жара у короля не было. Вопросы же его наводили на мысль о том, что его величество подцепил новую, еще не изученную медиками простуду, при которой жара нет, а бред начинается. Что же, по мнению короля, она должна ответить на подобный вопрос о бывшем любовнике?

— Я полагаю его достойным слугой вашего величества, — ответила герцогиня.

— Он не досаждает вам?

Мио в молчаливой молитве возблагодарила Мать за четыре года житья в столице и почти ежедневного приема гостей. Еще года три назад она бы, наверное, выдала свои чувства. Сейчас же ей удалось выдавить милую удивленную улыбку.

— Нет, ни в коем случае. Последний раз мы виделись до его отъезда на север.

— Не досаждают ли вам другие жители столицы? С ума бы не сойти — король решил вдруг позаботиться о своей фаворитке? Удивительная любезность! Лучше бы волосы в покое оставил и в плечо когтями не вцеплялся — этого было бы вполне достаточно…

— Нет, мой король! — Еще одна улыбка, опущенные ресницы и восхищенный вздох.

— Кто осмелится досаждать даме, которой вы уделили толику своего внимания? «Тебя бы пережить, а уж с остальными как-нибудь справимся!» — весьма нелюбезно подумала при этом герцогиня Алларэ.

Входя в кабинет, неоригинально названный Золотым из-за преобладания именно этого металла в отделке, первый министр граф Агайрон подумал о том, что с каждым годом королевский совет собирается все реже и реже. Когда-то первые лица государства заседали раз в седмицу. Потом — раз в девятину. Теперь король, видимо, решил, что и двух раз в год будет вполне достаточно. Указы он обсуждал с министрами наедине, а то и вовсе надиктовывал их секретарям, ни с кем не посоветовавшись и даже не поставив министров и советников в известность о своих планах. Подавление «мятежа» на севере началось именно так. С вечера маршал Меррес и его племянник-генерал были вызваны во дворец, а с утра некоторые из жителей столицы узнали о том, какие приказы получили родственники-офицеры. До того считалось, что часть армии просто отправляется на большие летние маневры.