– А ведь всего этого не было раньше, – поделился я своими опасениями. – Тебе не кажется, что мир как-то странно меняется вокруг нас? То ли произошло что-то в нем, то ли собирается произойти.
– А вино-то хорошее было? – спросил Никита.
– Наверное, плохое, – сказал я, – какой-то портвейн.
– Когда-то ты любил хорошие вина.
– А теперь, что дают, то и берем.
– И еще я замечаю, что у тебя в последнее время появилась такая некоторая тревожность в отношении чистоты продуктов: ну там нитраты, химикаты, радиация, – Никита улыбнулся, он явно клонил к чему-то. – Я клоню, – сказал он, – к тому, что подсознательно ты хотел, чтобы эта бутылка пропала, ты хотел освободиться от этого плохого, экологически нечистого продукта.
– Да, – согласился я, – накануне, помню, мы пили это вино, и меня тошнило потом.
– И от пиджака, я думаю, тоже хотел избавиться, – Никита пристально посмотрел мне в глаза, как следователь, ожидающий признания.
– Пиджак-то в чем виноват?
– Ты Фрейда читал? – спросил Никита.
– Представление имею, – сказал я.
– У нас на группе увлекаются психоанализом, – сказал Никита.
Значит, не только по углям ходят.
– Я понимаю, – сказал я, – если бы во сне увидел, что пиджак украли, или если бы вдруг забыл название вина…
– Кстати, именно и забыл.
– Что забыл, можно отнести к работе подсознания. Вытеснение нежелательного – так, кажется? Но это же психика, игра мозговых оболочек. А бутылка и пиджак, это вполне материальный случай, не зависящий от сознания и подсознания.
– Я говорил «психоанализ», но мы пошли дальше, – сказал Шизоев. – Наука пошла дальше, – поправился он. – И наряду с влиянием подсознания на нашу психическую деятельность – тут перечислим разные оговорки, ошибочки, случаи забывчивости, сны, галлюцинации, если они есть – мы признаем также его влияние на касающиеся нас случайные события материального мира. И без всякого полтергейста.
– И этого тоже больше стало в последнее время? Не идут ли наши дела к концу света? – спросил я Никиту.
А он пожал плечами и ушел.
Он ушел, я задумался о пиджаке. С вином все ясно было и я подумал о пиджаке. Это был старый пиджак, но когда-то хороший. Я сдавал его в прошлом году в химчистку, а когда получил из химчистки, то одел в тот же вечер и пошел в гости. В пиджаке я танцевал с девушками, которые мне нравились. Мне казалось, что нам хорошо и весело.
В тот день у меня был насморк, от которого нос потерял чувствительность к запахам. А когда обоняние пришло в норму, я понял, что мой почищенный пиджак жутко воняет. Виноват был, наверное, растворитель, которым пиджак обрабатывали в химчистке, и прошло еще много времени, пока мерзкий дух не улетучился. Этот случай остался в памяти как заноза и, конечно, отягощал собой подсознание, после чего невиноватый, в общем, пиджак естественно стал персоной non grata. Да, маленький случай, но с намеком на большее. Ведь это, может быть, только начало, как говорит Никита.
Но если прав Шизоев, и тянутся тонкие ниточки от наших потаенных желаний к событиям вокруг нас – к судьбе и миру, тогда почему не устраиваются наши дела просто, без вывихов? И подсознание осталось бы чистым, и с девушками, глядишь, что-нибудь завязалось бы…
Вот так.
День бегемота
Сотейкин с детства собирал бегемотов. Этим он был известен. Со временем он собрал приличную их коллекцию. Они стояли у него в шкафу и на полках. По стенам висели картины с изображениями бегемотов. И даже специальная папка была, где Сотейкин держал собранные им высказывания о бегемотах и мудрые мысли. Начиная еще от Библии:
«Вот бегемот, которого Я создал, как и тебя; он ест траву, как вол; вот его сила в чреслах его и крепость его в мускулах чрева его; поворачивает хвостом своим, как кедром; жилы же на бедрах его переплетены; ноги у него, как медные трубы, кости у него, как железные прутья; это – верх путей Божиих…»
Или иначе: «Воззри: я Бегемота сотворил, как тебя; травой он кормится, словно вол. Какая мощь в чреслах его и твердость в мышцах его живота! Как кедр, колеблется его хвост; сухожилия бедер его сплелись. Ноги его, как медяная труба, и, как стальная палица, его кость! Он – начало Божиих путей…»
Мы, наша компания, любили собираться у Сотейкина в его бегемотовой квартире. Там, кстати, у него даже в шахматах конские фигуры были сделаны в виде бегемотиков. Бегемот ведь это гиппопотам – «речной конь» по-гречески.
Предстояло отметить день рождения Сотейкина, и выбрать подарок не стало бы проблем, но тут вдруг объявили Изобилие. Его давно собирались объявить, но все откладывали. И вот вдруг объявили досрочно. Ну и через полгода, как известно, отменили по общей просьбе, но это уже другая история. А тогда мы закатились в кафе, пили, закусывали сыром и мясом – очень обильно – и Артюшкин поставил вопрос:
– Что же, ребята, что делать теперь? Мы ему подарили бы такого какого-нибудь бегемота, а теперь не вижу смысла, потому что бегемоты теперь в изобилии.
– А я как раз приметил одного, из полифарфора, в интересной позе, – сказал Буев.