Поднимаясь колёсами на гору Фудзи. Сборник рассказов

«Я ведь хороший человек, – думал он, глядя на свое отражение, – я долги отдаю. А эти все только о своей выгоде думают. Одни хотят продать и нажиться, а другие – пожрать да выпить».

«Хороший человек, друг ситный», – пробормотал он, не замечая, что его правая рука сжимается в кулак. Но слово само «кулак» уже всплыло в мозгу и крутилось там вместе с прочими: «хороший человек», «друг», «друг ситный»…

«У хорошего человека есть только два друга: правый кулак и левый», – родился в голове Копейкина афоризм, хотя что-то подобное, он, кажется, слышал и раньше.

Копейкин ушел с торжища и в глубине какого-то двора остановился у свалочной кучи, где лежали навалом куски кирпича, ржавые трубы и разбитые унитазы. Копейкин наклонился над кучей и поднял оттуда то, что попало в руку.

– Эй, хозяин, – окликнул он проходящего мимо толстого мужчину в кожаной куртке.

Мужчина посмотрел на Копейкина.

«Кожу носит, хрен собачий, а хорошему человеку нет, чем долги отдать», – подумал Копейкин.

Мужчина остановился.

– Купи кирпич, хозяин, – сказал Копейкин, подходя ближе.

Толстяк начал оглядываться по сторонам с растерянным видом.

– Не крути головой, – сказал Копейкин, одной рукой крепко беря его за локоть, а другой поднимая кирпич так, чтобы было видно.

– Да, да, конечно, – толстяк закивал головой, достал из внутреннего кармана бумажник и протянул Копейкину.

Копейкин сунул кирпич подмышку и взял бумажник.

– Хорошему человеку не много надо, только чтобы десятками, – сказал он.

В бумажнике, однако, были сплошь синие пятидесятитысячные.

– Ты что, издеваешься? – возмутился Копейкин, отбросил в сторону деньги и ударил толстяка кирпичом в живот. Тот упал, хватая ртом воздух. Копейкин повернулся и пошел прочь.

У следующего клиента ему все же удалось достать три десятки, потом сразу пять… Когда нужные деньги были собраны, времени до назначенных десяти оставалось в обрез. Копейкин припустил бегом, на пятый этаж взбежал без лифта. Отдал деньги. Спустился вниз и решил уже налегке пробежаться до перекрестка и обратно. Была потребность начать новую жизнь – здоровую жизнь без долгов и водки, с ежедневной физкультурной зарядкой. Копейкин благополучно добежал до перекрестка и там, по свежим приметам личности, был задержан нарядом милиции.

Шла кампания по борьбе с организованной преступностью, поэтому на суде Копейкин получил срок по максимуму.

В каких-нибудь параллельных мирах (доказано наукой их существование или обязано авторскому произволу, неважно) возможны другие варианты развития событий.

В одной из этих параллельностей мы видим стекло ларька, сбоку от кассового аппарата разбитое обломком унитаза. Попытка наглого, среди бела дня, ограбления. А в какой-нибудь другой – три или четыре трупа с проломленными головами. Орудие преступления – обрезок ржавой трубы валяется неподалеку. В измененном варианте реальности Копейкин вместо того, чтобы бежать к перекрестку, бегает вокруг своего дома и это затрудняет его быструю поимку. Следственная бригада пребывает в недоумении, озадаченная тем обстоятельством, что при явных признаках ограбления пятидесятитысячные денежные купюры не взяты преступником, а частью оставлены в бумажниках, частью рассыпаны вокруг трупов.

Но итог для Копейкина оказывается один во всех случаях, как в судьбе у него написано. Обыкновенная, в общем, судьба: казенный дом и дорога.

Уроки каратэ

Михайлов шел из магазина и нес полный бидон молока. Он поскользнулся на скользком месте, потому что был гололед. Он очень сильно поскользнулся, но не упал. Он только глубоко, почти до самой земли, присел на правой ноге, левую ногу отбросил в сторону, словно танцуя вприсядку, и взмахнул правой рукой – все это, чтобы удержать равновесие, – а левая, вытянутая рука в это время придерживала бидон, так чтобы его движение вниз было по возможности плавным. Все было сделано с быстротой и четкостью, опережающей сознательное движение мысли, и когда все было сделано, то Михайлов на мгновение почувствовал, как внутри у него разлилось тепло, словно после выпитой рюмки коньяку. Потом он посмотрел на бидон и увидел, что молока не пролилось нисколько. Тогда Михайлов подумал про себя, какое у него, оказывается, прекрасное чувство равновесия и какая быстрота реакции. Он подумал об этом спокойно, без удовлетворения, как бы со стороны отмечая эти, до сего времени ему не известные, возможности своего организма. И только подходя уже к дому, он почувствовал смутное сожаление о том, что такие прекрасные возможности пропадают попусту и без пользы.