Подноготная любви

Таким образом, объективно все поступки матери были направлены на раскачивание маятника садомазохизма. Но если в XIX веке он стал бы проигрывающимся картёжником (как «любимый» сын Софьи Андреевны — Андрей, более других братьев настаивавший, что его отец, Лев Николаевич, — сумасшедший), то в конце XX именно среда наркоманов создаёт условия для лёгкого перехода от мазохистских унижений (милиция, страхи быть арестованным) к садистским импульсам (преступлениям якобы для добывания денег на наркотики) и вновь к состоянию полного «ничто».

Итак, в умертвлении молодого красивого парня из семьи, которой восхищаются или завидуют разве что не все, как выяснилось, оказались заинтересованы очень многие: развлекающийся шизофреник, мать жены (чтобы оправдать себя), мать самого А. (она галлюцинирует на труп — чудится, что он вот-вот умрёт, — на передозировку до язв по всему телу; и сын чувствует, что только в этом состоянии он маме больше приятен); заинтересован даже отец, который, как выяснилось, уединяясь на даче, напивается до совершенно бесчувственного состояния, до частичных парализаций, до обездвиженья одной руки и отвисания челюсти (так, что принести лекарство он просит жестами второй руки), и который, естественно, подсознательно желает, чтобы сын его был его копией. И сын послушно выполняет все пожелания матери, отца, тёщи и вообще всех оказавшихся рядом некрофилов. К ним относятся и бабушка с дедушкой со стороны матери, а у деда точно так же навсегда на сторону скошена линия безгубого рта, как и у отца А., и так же, как и у всемирно знаменитого гипнотизёра-паралитика, в молодости художника Эриксона. (Хотя бы из этого очевидно, что мужа себе мать А. выбирала, и именно она является дирижёром всего происходящего в семье.)

Значимость влияний, определивших его наркоманию, А. расположил в порядке убывания участников следующим образом: мать (70 %), сторонние лица, сам А., отец (5 %).

«Сам А.» проявилось, в частности, следующим образом. Через полтора месяца после начала общения с нашим П., когда у А. восстановилось зрение, работа кишечника, прошёл «радикулит», и он снизил потребление наркотиков почти в 10 раз, А. «сдали». Бывают такие договорённости между милицией и наркодельцами: торговца не трогают за то, что он время от времени кого-нибудь «сдаёт». Это выгодно всем: торгашам — спокойствие, у работников отдела по борьбе с наркобизнесом статотчётность формируется без усилий, политикам есть чем козырнуть. «Сдают» же обычно или конкурентов без «крыши», или ставших маловыгодными клиентов. А. таким «маловыгодным» и стал. В тот день А., ложно понимая сущность дружбы, отправился купить дозу для знакомого рэкетира (тот боялся «засветиться», что потребляет наркотики, — за такое выгоняют из банды). Приобретя наркотик, А. не успел отойти и ста метров от «точки», как неожиданно на него навалились трое и в одно мгновение впихнули в раскрывшуюся дверь стоявшего у тротуара автомобиля. Не сказав ему ни слова, А. сковали руки наручниками и стали избивать. Били все пятеро, психоэнергетические травмы он получил от четверых, от двоих — железные.

— Да не за наркотой я!! — закричал от боли и неожиданности терявший сознание А. (В каком-то смысле это было правдой: он брал не себе, в тот день колоться он не планировал.)

— Ах, нет?!! — с А. сняли кепку, вынули из-за подкладки пакетик с порошком метадона, показали и стали бить ещё, теперь уже и рукояткой пистолета по голове.

Потом была камера, ужас надвигавшейся ломки «насухо», начало ломки, боль несправедливости, адвокат, выдача на поруки… Словом, А., вернувшись домой, пошёл к друзьям, которые «вдруг» проявили небывалую прежде «щедрость» и стали откачивать А. усиленными дозами. Потом ночь с «проституткой» (психоэнергетической), которой, очевидно, нравилось быть в постели с умирающим, новые с её подачи уколы…

Остановить всё нарастающий вал психокатарсически не удалось. Ожившую потребность в наркотике А. объяснял необходимостью снять боль от трёх распиравших грудь дисков. (Травмы тела памяти от избивавших и тюремщиков были сняты — оставшиеся диски были в теле мировоззрения.) Из трёх дисков главный был один — и это была обида на жизнь. Поясним: если человек воспринимает жизнь как пространство, где можно заработать — и поскорее — миллион долларов, то всякая на пути к достижению этой цели отсрочка (болезнь, отпуск, камера) будут восприниматься как неудача, невезение, боль от «обиды на жизнь», на то, что обошли, что не получилось. Если же человек воспринимает жизнь как место, в котором он под водительством Божьим учится, то всякое новое положение, в особенности неожиданное (погоня, камера, банда в горном кишлаке), будут восприниматься как некий дар, позволяющий на лестнице осмысления жизни перешагнуть через ступеньку. Диски в груди, пережигающие человека обидой, не появляются, более того, возникает приподнятое настроение от ощущения удачи.