П.: Хорошо. Итак, лимита как психоэнергетический феномен… Своеобразные эмигранты… Но беженцы не за убеждения, а экономические… Мне одна провинциалка объясняла, почему ей хочется в столицу, в Москву. Потому что в крупном городе
В.: Отсюда следует…
П.: Отсюда следует, что совершенно справедливо твоё наблюдение, что женщины вообще более подавляющи, чем мужчины. Только твой вывод следует сформулировать несколько корректней. Ты ведь его сделала, наблюдая женщин лишь в одном месте — в Москве. А сюда, как мы выяснили, съезжаются устраивать свою судьбу женщины определённого психоэнергетического склада. Скажем, так: похожие на Софью Андреевну. Тем самым их здесь концентрация, по сравнению со средним по стране, значительно выше. Но в то же время своим отъездом с родины они там явно психоэнергетическую обстановку улучшают. Таким образом, вывод твой о женщинах корректней будет выглядеть так:
В.: Что ты замолчал?
П.: А всё-таки странно: почему мы до сих пор ничего от твоей матери не могли выявить? Мать — если не самое основание, то, во всяком случае, слой, следующий после основания. Ведь, в конечном счёте, в основе многих неприятностей — мать. Если она, конечно, подавляющая. Может быть, мешала какая-нибудь внутренняя цензура, запрещающая
В.: Ничего не могу тебе сказать.
П.: А если так, то в тебе должно быть ещё достаточное число программ… Глубоко законспирированных… Скажи, а эта программа на самоуничтожение повлияла на то, что ты
В.: Да. Повлияла довольно серьёзно.
П.: Посмотри на шестерню — что с ней происходит?
В.: Не стало нескольких зубчиков.
П.: Отлично. Скажи, а эта программа повлияла на то, что ты Библию в руки до нашей с тобой встречи не брала?
В.: Да.
П.: А на наши с тобой взаимоотношения?
В.: Тоже.
П.: В каком смысле? К
В.: А чтобы ничего у нас с тобой не было. Чтобы наши отношения уничтожились.
П.: А сейчас? Какое сейчас её желание? И, соответственно, влияние? Матери, я имею в виду?
В.: Да, в общем-то, такое же.
П.: Ничего не изменилось?
В.: Не то чтобы
П.: Значит, без шестерни наши взаимоотношения были бы лучше?..
В.: Да.
П.: Кстати, как она там поживает?
В.: Половина. Только половина зубчиков осталось… Она очень не хотела, чтобы у меня родилась дочка. А я так хотела ребёнка, мечтала… Всё время мне говорила: намучаешься с ней, намучаешься…
П.: Внушала?
В.: Не осознавая. Да! В сущности, она
П.: Смотришь на шестерню?
В.: Смотрю. Моего ребёнка только сластями подкупают; а легла я в больницу, ребёнок записан был к зубному — не отвели.
П.: Зубчик какой-то заговорил?
В.: Да. Вернее, не столько зубчик, сколько нечто, с ним связанное… Да их вообще всего три осталось. Правильно говорят, что детьми дерутся…
П.: Узнаю Толстого! «Крейцерова соната»! Там этот человек, который, застав жену с любовником, убил её, рассказывал, что они детьми дрались. Он, кажется, больше старшей девочкой, а она сыном, не помню каким.
В.: Да. Летом. Какое же было счастливое лето! Самое счастливое в жизни! И «Крейцерова соната». Какая всё-таки хорошая вещь… А мать… мать пытается ребёнка перетянуть. Да если бы он им был по-настоящему нужен! А то так — глупость одна.