П.: Он достаточной силы гипнотизёр, чтобы регрессировать сознание объекта до слоя детских взаимоотношений с матерью. Ассоциации с отцом такого глубокого транса не дают, отец позднее в жизни ребёнка появляется. А мать — это конец всему. Соответственно, его начинают воспринимать как мать. В особенности, если мать подавляющая. И слушаться. И его такого рода взаимоотношения — восприятие его как женщину — устраивают. Такого рода они были и с Галей.
Ольга: Ну, это всё твои штуки. Я их не понимаю. А они…
П.: Кто они?..
Ольга: Да этот экстрасенс с сестрой. Муть это — всё ихнее!
П.: Почему ты так решила?
Ольга: А они даже между собой договориться не могут.
П.: В чём?
Ольга: Он говорит: друг для друга созданы, а его же сестра так отговаривала, так отговаривала, что ты, говорит, делаешь? Она хотела, чтобы я за другого вышла.
П.: За этого деятеля из банка? С мертвенной нижней половиной лица?
Ольга: Да. Мать моя тоже хотела, чтоб я с ним жила. Да они разное говорят. Правильно мама после смерти брата их выгнала. Она теперь себе другого экстрасенса нашла!.. Я говорю, муть всё это!
П.: Но тогда же ты верила?
Ольга: А кто не верил? Галя верила, мать моя верила, я… И кругом тоже. А потом он сам во всё это так верит,
П.: Но ты же рассказывала, что тебе и до встречи с Сергеем его образ снился?
Ольга: Да, снился. Тёмненький, и фигура очень похожа… А теперь что ж поделаешь, дочка родилась… А потом храм. Ведь сколькие стали с его подачи в храм ходить! И какие истовые православные стали! А куда денешься — Божье дело… Или ты не согласен? Божье… Никуда не денешься… А ещё у меня такое ощущение, что этот с того дня ржавый подсвечник всё и определил. То, что свадьба произошла, я имею в виду… И почему только я его не могу вытащить?.. И ведь чего только прежде из себя не вытаскивала, а это — нет…
П.: Ты знаешь, я против всех и всяческих внушений. Железных в особенности. Давай попробуем ещё.
Ольга: Нет-нет!! Не надо!!! Нет!!! Я… Я…
П.: Так…
Ольга: Он, конечно. Они вообще вместе работать не могли. Она рядом с ним сникала. Как трава вяла. Да и он рядом с ней был не тот. Я теперь понимаю: они всё друг о друге знали, всю правду — и не могли распрямляться… Или давили один другого. А когда она одна была, то такую вокруг себя ауру создавала — прорицательница, да и всё тут! А почему ты об этом спрашиваешь?
П.: Сравниваю силу травм. Чем определялась их интенсивность. Их вес. От него более сильные из-за Галиного к нему особого отношения, или просто всё зависит от степени некрофиличности. Сестра, оказывается, рядом сникала… Получается, скорее, от степени…
Ольга: Да. Многое у неё рядом с братом переставало получаться.
П.: А рядом с Галей, соответственно, наоборот… Скажи, а она со мной изменилась?
Ольга: Да совершенно! Другой человек! Совершенно!
П.: В лучшую сторону? Или худшую?
Ольга: Конечно, в лучшую!
П.: А конкретно? В чём конкретно изменилась?
Ольга: Распрямилась. Самостоятельная женщина стала. Уверенная в себе — всё сама. Мать вообще пустила побоку. Да что тут говорить — самостоятельная, уверенная в себе… Наглая.
П.: Наглая? В каком смысле?
Ольга: Приезжает в гости — учит. Как то, как это. Утомила уже. Мало мне того, что Сергей мне всё время тычет, что я на Галю не похожа, не такая работящая. А тут ещё она, когда приезжает помогать, учит. Убиралась бы себе спокойно и молчала.
П.: Значит, изменилась…
Ольга: Да. Раньше ведь она как жила? К примеру, звонок в дверь. Открываем. Стоит в проёме с дочерью. Шаг в квартиру — вдруг валится вперёд, на пол. Вот как есть, в пальто — так и валится. Истерика.
П.: Почему?
Ольга:
П.: (
Ольга: Конечно. Мне вообще это никогда не нравилось, что она дочь во все подробности посвящает. Ей говоришь: подымайся, а она…
П.: Чем объясняла? Свои падения?
Ольга: