Многие оставили свои воспоминания о последних месяцах жизни Льва Николаевича, хотя не все решались достаточно откровенно передать подробности бушевавшего в семье великого писателя конфликта.
Суть его, как полагают, в следующем. После начала активных религиозных исканий начала 80-х годов XIX в. Лев Николаевич пришёл к заключению, что если он, действительно, гений, как о том многие говорят, если он, действительно, не более чем связующее звено между Богом и людьми (гений, в античном понимании этого слова, — человек, отличающийся от людей обыкновенных большей к Небу близостью), то потому не имеет права брать за свои произведения деньги. Тем более что деньги эти явно были не на пользу его детям. Договориться с Софьей Андреевной удалось, но с условием, что права собственности на произведения, написанные
Ниже приводятся выдержки из дневника Александра Борисовича Гольденвейзера с включёнными им позднее документами и письмами других лиц. Гольденвейзер — композитор, друг Льва Николаевича. Софья Андреевна называла Александра Борисовича шпионом.
При ознакомлении с документами следует всегда иметь в виду, что Софья Андреевна отнюдь не была
Особенности орфографии приводимых ниже документов сохранены.
Софья Андреевна положительно доведёт Л. Н-ча до болезни, если не до смерти…
— Как мне избавиться от тебя?..
— Я его от Черткова отважу, я от него не отстану!..
…Нынче утром Софья Андреевна стояла со стклянкой опиума в руках и всё твердила:
— Только один глоточек!..
…Написала Андрею Львовичу записку: «Умираю по вине Черткова. Отмсти за смерть матери, убей Черткова!..»
…Представилась, что лишилась языка и стала писать записки… Софья Андреевна сразу забыла, что у неё отнялся язык, стала кричать и бранить Филиппа, говоря:
— Он отъелся тут! Только умеет, что с блюд таскать!..
…разделась, начала стонать. Л. Н-чу всю ночь не дала спать…
…Вчера утром она билась на полу в библиотеке на верху со стклянкой опиума у рта и кричала:
— Я глотнула, я глотнула, ещё глоточек и всё кончено!
Л. Н. старался изо всех своих старых сил поднять её с пола. Александра Львовна закричала, что не берёт на себя ответственности и вызовет Татьяну Львовну и Сергея Львовича.
Тогда Софья Андреевна сразу встала и сказала:
— Мне бы кофейку, кофейку попить!..
…Л. Н. очень плакал и во время одного из припадков Софьи Андреевны сказал ей:
— Я на коленях готов умолять тебя прекратить всё это!
…Л. Н. сказал мне:
— Так тяжело, так тяжело! Она в ужасном состоянии: у неё потеряно всякое нравственное чувство — стыд, жалость, правдивость. Она может говорить о чём-нибудь совершенно противоположном тому, что было, и утверждать, что все лжецы и говорят неправду. Я стараюсь с ней говорить ласково и кротко, но вижу, что ничего не берёт…
Александра Львовна сказала ей:
— Ты-то не умрёшь, а отца ты через месяц уморишь, если будешь продолжать.
— Он душевно давно для меня умер, а телесно мне всё равно…