Подо льдом к полюсу

Полынья, в которой мы находились, несомненно, становилась меньше. Медленное движение льда заметить было трудно, но, осмотрев границы полыньи, мы убедились, что она стала уже. Неожиданно льдина метров девяти в диаметре со страшным грохотом оторвалась от основной массы льдов и начала двигаться в направлении корабля.

Долго ли наше положение будет безопасным? Этого сказать никто не мог. Но я решил не испытывать судьбу и не рисковать.

— Вызывайте людей на корабль, Шеффер, — приказал я. — Надо уходить отсюда.

Я понимал, что для сбора людей, возможно, потребуется значительное время. Большинство наших гражданских ученых находилось сейчас на станции «Альфа» у своих коллег. Немало членов экипажа «Скейта» были в лагере на экскурсии, а люди со станции «Альфа», в свою очередь, гостили у нас. (Я очень сожалею, что строгие правила сохранения тайны во всем, что касается атомных лодок, не позволили нам принять на борту «Скейта» доктора Унтерштейнера, так как он не гражданин США.)

Однако приказание возвратиться на корабль достигло наших людей скорее, чем я предполагал, и они вскоре почти все собрались. Доктору Лафону не хватило посуды для хранения проб воды, и он возвращался с раздобытым на станции огромным ящиком бутылок.

Мое вынужденное поспешное решение нарушило все планы. Чарльз Лэш, старший писарь «Скейта», напомнил мне, что вся почта еще находится на станции «Альфа» и опечатывается специальной печатью «Ледяной Скейт».

Билотте и Унтерштейнеру я послал извинение за поспешный уход. Минуты шли, а на корабле были еще не все. Я начал не на шутку беспокоиться. Отдаленный шум от подвижки льда напоминал об опасности нашего положения. Вот и мясо полярного медведя, заботливо завернутое в пергаментную бумагу, доставлено на борт. Его принял с маленькой шлюпки Билотты наш доморощенный философ и остряк Джон Медалья.

— Карамба, — воскликнул он, — они действительно щедры! Видно, сами они не очень-то в нем нуждаются. — Он осторожно положил пакеты на палубу и вызвал кока, чтобы тот забрал их. При виде Медальи, смотревшего с сомнением на огромную кучу медвежьего мяса, я тоже заинтересовался, каково же оно на вкус.

Наконец на корабль было доставлено несколько мешков с почтой и вернулись все люди, за исключением Уитмена. Его просто не могли разыскать. Конечно, винить его за это было нельзя: ведь я всем с уверенностью сообщил, что мы уйдем отсюда около десяти часов вечера. Я начал уже опасаться, что Уитмену придется ждать на станции осенних заморозков.

Размеры полыньи сократились уже вдвое. Швартовы были убраны и уложены на место, металлические стойки доставлены на борт, и «Скейт» двигался к центру уменьшившейся, но еще свободной ото льда полыньи.

Но вот наконец мы увидели тонкую, длинную фигуру Уитмена, бегущего по снегу. Запыхавшийся ученый объяснил, что был занят разговором с доктором Ассуром и не знал о нашем уходе.

Мы помахали на прощание нашим друзьям, собравшимся на ледяном «береге» полыньи; проводить нас пришли почти все. Спустившись вниз и задраив люк, я осмотрелся в перископ. Бросив последний взгляд на полынью, на людей, стоящих на льдине, на разбросанные там и тут лагерные домики и радиоантенны за ними, я приказал Биллу Коухиллу открывать клапаны вентиляции. Мы начали медленно погружаться. Я продолжал смотреть на непрерывно махавших нам обитателей этого уединенного лагеря.

Глава 14

В течение ночи мы спокойно шли подо льдами на глубине шестидесяти метров со скоростью шестнадцать узлов. Я всю ночь проспал как убитый и проснулся только утром, перед завтраком. Была суббота, 16 августа. Мы уже шесть дней находились под паковыми льдами.

Решив вернуться к хребту Ломоносова, чтобы более детально обследовать его, мы взяли курс через полярный бассейн на точку севернее Гренландии, где хотели пересечь огромную подводную горную цепь. Затем мы рассчитывали снова вернуться к полюсу, пройдя над хребтом еще раз.

На пути к хребту Ломоносова мы по-прежнему намеревались использовать любую возможность, чтобы всплывать на поверхность. Отработка всплытия оставалась основной нашей задачей. Но так как с целью научных исследований нам предстояло пройти много миль, мы не хотели уменьшать скорость для тщательных поисков участков чистой воды. Я рассчитывал, что даже при скорости шестнадцать узлов мы в состоянии обнаружить случайно встреченную полынью, если вахтенный офицер будет внимательно следить за показаниями эхоледомера. Заметив разводье, он немедленно развернет корабль на обратный курс. Уменьшив скорость, он будет иметь полную возможность снова пройти под замеченным разводьем и подробнее рассмотреть его.

Вскоре после завтрака «Скейт» резко накренился на правый борт, что бывает при очень резком повороте на большой скорости. Сидя у себя в каюте, я едва не упал со стула и решил, что произошло что-нибудь неладное. Не обнаружен ли впереди по курсу айсберг? Вдруг так же неожиданно корабль повалился на другой борт. Теперь я вспомнил, что мы установили новый порядок определения размеров полыньи. Я поспешил в центральный пост.