— Не знаю, Владислав Александрович. Пусть сидит, если так. Проще искать будет. Зато теперь понятно, что он к этому имеет прямое отношение. Я поговорил с нашим Михаилом, с инженером. Он утверждает, что Карасёв соврал. Действия управителей прекрасно координируются с помощью сети. Они на двухстороннюю передачу рассчитаны. Другое дело, что возможность такая только у Муниципалитета. Но теоретически их каналы можно взломать. Даже, как он сказал, «на постоянку». Вот только рано или поздно хакера отследят. Потому что будет виден след, как бы вектор от точки входа взломщика и до конкретного управителя. Я не слишком понял, если честно.
— Зато я понял, — Владислав с видимым облегчением уселся на диван, с которого непривычно молчаливая Элис уже успела убрать постельное. — Чтобы взломать конкретного управителя, человек должен войти в Сеть. А значит, он будет виден системе. Как я понимаю, ничего такого отдел киберпреступлений не нашёл? И Карасёв к этому, судя по данным чипа, отношения не имеет?
— Нет. То есть да, не имеет.
— Значит, есть ещё какой-нибудь вариант. Как-то он извернулся. И мотива я пока понять не могу. Дорогая, может, у тебя идея найдётся?
— Ваш инженер прав, — андроид присела рядом с хозяином, поджала ноги и оправила халатик. — Человек не отслеживается системой только единожды. В те минуты или даже секунды, когда он успел умереть в реальности, но ещё не рассеялся в цифровом мире.
Мужчины примолкли и ошарашенно посмотрели на бывшую материализацию управителя.
— Трофим, — протянул Кондратенко, — а теперь расскажи-ка мне, какие страшные семейные тайны доверил тебе папуля.
Глава 40
Пятьдесят четыре года назад никто не планировал отдавать бразды правления Леониду. Да он и сам этого не хотел — ему нравилась фармакология. К тому же у него уже было двое маленьких детей, первая жена, с которой мужчина честно планировал прожить до конца дней и несколько затратных, но интересных хобби. Главой семьи после смерти Зигфрида должен был стать Семён.
Так что произошедшее оказалось для Леонида, как и для остальных «рядовых» членов семьи, полной неожиданностью. Зигфриду пришлось искать нового преемника, старшие внезапно принялись интересоваться мельчайшими подробностями жизни молодёжи, а младшие горевали, оплакивая гибель Семёна.
Только через пять лет, когда глава понял, что племянники и племянницы не смогут «потянуть» управление, Леонида поставили перед фактом, что следующим будет он. И Зигфрид принялся постепенно приоткрывать сыну семейные тайны и объяснять некоторые нюансы, которые остальным знать было не положено.
Вот тогда Леониду и поведали подробности трагедии. Это так впечатлило мужчину, что он решил ни при каких обстоятельствах не рассказывать потомкам о делах прошлых лет, даже тому, кто сменит его на посту. Больше полувека отец Трофима молчал, но странные дела, которые в последнее время творились в Мегаполисе, а также то, что самый неприспособленный к жизни сын оказался во всё это замешан, заставили Горохова нарушить клятву, данную самому себе.
Семён женился по настоянию Зигфрида, которого не устраивало то, что сорокалетний балбес скачет из постели в постель, не задумываясь о наследниках. Избранницей стала скромная женщина из семьи верующих — тогда как раз наблюдался всплеск религиозности. Потенциальный преемник играл в хорошего супруга ровно год, а затем взялся за старое. Жена ему не мешала — то ли считала, что так угодно Богу, то ли боялась потерять статус и благополучие. Зоя была достаточно закрытой, не демонстрировала свои чувства и мысли окружающим, поэтому никто точно не знал, что происходит у неё в душе.
В какой-то момент Семён завёл серьёзные и длительные отношения с Лепаж. Сблизились они благодаря любви к испытательному полигону.
Группа программистов, психологов, психиатров, физиологов, сценаристов, дизайнеров всё ближе подбиралась к ответам на изначально поставленные вопросы — как люди отличаются друг от друга уровнем болевого порога и психологической устойчивостью, возможно ли привыкание к жестокости, как быстро человек способен отбросить природную брезгливость и многое другое. Были и незапланированные, побочные открытия. Например, удалось создать что-то вроде «ловца душ» — программный код, который запечатывал сознание, не давая ему обрушить систему. Впоследствии этот код лёг в основу ячеек, на которые поделили Виртоград. В общем, работа кипела и быстро двигалась вперёд, причём практически без вмешательства начальства. Ведь оно было занято совсем другим.
О том, что Семён сам любит поиграть в «Бог здесь не живёт», сотрудники никому не рассказывали. Пускай это нарушение протокола, пускай это риск срыва эксперимента, но он, в конце концов, Горохов, а они — простые наёмные работники. Семёна могли пожурить или на время ограничить ему доступ к семейному рейтингу, а вот другим грозило увольнение. Выгнать могли либо старшие Гороховы за то, что люди не досмотрели за руководителем, либо сам Семён, за то, что «наябедничали».