Подобно солнцу

В 1300 году уже упомянутый король Диниш (1279–1325), видимо вообще любитель насаждений, велел недалеко от Порту посадить хвойный лес, который по его замыслу должен давать кораблестроению дерево и смолу. В это же время Португалия начинает вывозить вино, оливковое масло, сушеные фрукты, пробку, кожу, мед и в большом количестве — рыбу. Ввозят в страну ткани, древесину, красители, лошадей, И хотя Португалия не была тогда крупным торговым партнером, она добилась довольно большого дохода от экспорта соленой и вяленой рыбы, которая во время поста была просто незаменимой на любом европейском столе.

В 1310 году порт Лагуш перестраивают для судов, которые бороздят воды открытого моря. Это происходит, видимо, по настоянию венецианцев: Португалия завоевывает все большее внимание венецианских и генуэзских торговых домов в качестве важной перевалочной базы на главной морской дороге средневековой торговли. На землях между рекой Миньо и мысом Сан-Висенти теперЁ обосновываются не только итальянские купцы, но и генуэзские корабелы, которых привлекают сюда выгодные условия труда, освобождение от налогов и воинской повинности. В 1317 году король Диниш назначил генуэзца Мануэля Пессаньо адмиралом Португалии и поручил ему завербовать еще двадцать опытных иностранных капитанов. 30—40-е годы XIУ века ознаменовались первыми плаваниями португальцев к Канарским островам. Они осуществлялись на испанских и итальянских судах с иностранными экипажами. Но скоро иностранные корабли заменяют юркие «нао», <барки> и «баринелы», сработанные на португальских верфях. деревья, из которых построены суда, можно беспрепятственно налить в королевских лесах, многих мастеров-корабелов возводят в дворянское звание. даже высокородная знать не считает унизительным командовать кораблями.

Почему так происходит? Это требует ответа, нуждается также в разъяснении, зачем рассказу о жизни Магальяйнша предшествует исторический экскурс, который, хочешь, не хочешь, должен быть исчерпывающим. В самом деле, поскольку все эти события теснейшим образом связаны с мореплаванием, они имеют непосредственное отношение и к Фернану ди Магальяйншу. Поколения португальцев пережили времена, которые определялись католицизмом раннего средневековья и угаром бесконечных крестовых походов. С тех пор как страна освободилась от чужеземного ига, дворянство, считавшее зазорной любую службу, кроме военной, и ущемленное претензиями королевского дома на единовластие, стремилось перенести реконкисту, уже в качестве конкисты3, через море на Африканское побережье. Само собой разумеется, что духовенство благословит такое начинание, что в этом случае не будет недостатка ни в крестьянах, которые, стремясь получить землю, станут его ярыми приверженцами, ни в воинах. не знающих ничего, кроме убийства и насилия. Совершенно очевидно, что иберийские монархи тоже заинтересованы в подобном развитии событий, тем более что такое направление политики позволило бы проучить берберийских пиратов, неоднократно нападавших на Португальское побережье.

Вот почему корабелы так яростно размахивают топорами на верфях Порту и Лиссабона, священники кропят святой водой паруса, разрисованные христианскими символами, а гордые фидалго 4 и кабальейро внимательно слушают своих итальянских учителей. Вот почему в Лиссабоне под руководством генуэзцев возникает центр по изучению картографии и навигации, притягательный свет которого много десятилетий спустя привлек молодого итальянца по имени Коломбо и укрепил его в дерзновенной и заманчивой идее. Странствующие рыцари, прежде снаряжавшиеся в путь «по стезе господней»5, выходили в открытое море, шли отвоевывать неведомые земли.

Правда, экономические силы молодого государства не устояли перед таким бурным развитием событий, перед «черной смертью чумой, из-за которой с 1356 года огромные земельные пространства буквально обезлюдели, перед междоусобными столкновениями и войнами. Португалия не располагала достаточным количеством экспортных товаров, чтобы приостановить характерный для того времени отток из страны драгоценных металлов.

В самом начале ХУ века король Жуан 1 и его супруга Филипа из английской династии Ланкастеров оказались на грани национального банкротства. Государственная казна была пуста, не хватало даже меди, и пришлось пустить в оборот кожаные деньги. Чтобы покончить с нуждой, принимая во внимание и политические соображения, коронованные особы решились на смелое предприятие. Проезжие купцы сообщали, что берберийские корсары в североафриканском городе Сеуте прячут горы самоцветов, а караваны верблюдов доставляют туда полные мешки мерцающего суданского золота. Подобные известия поступали уже давно, и вряд ли была какая-либо необходимость в страстных уговорах казначея, о которых сообщают историки, чтобы их величества отдали приказ о захвате Сеуты.