Подонок

— Так! В больничную столовую сходите возьмите мой ужин!

— То есть ты тоже будешь есть?

— Я не голоден.

Я пожала плечами.

— Я тоже.

Переложила книгу на столик, подтянула под себя ноги и принялась искать, где прекратила чтение.

— А этот шок… он когда наступает? Сколько нужно не есть, чтоб он наступил?

— Не знаю, я никогда не проверяла и питалась вовремя.

Я и на самом деле не знала. Почему-то всплыло в памяти, что диабетикам нельзя голодать, вот и ляпнула, а если копнет поглубже, то я и не знаю, что ответить. Но ничего, я у Семеновны спрошу, если что. Она мне все расскажет.

Продолжила листать книгу, чувствуя, что он на меня смотрит и стараясь не смотреть в ответ, чтоб не понял по глазам, что я солгала. Он бы хохотал, как ненормальный, и твердил, что он так и знал, что я лгунья.

— Ладно. Несите, что там у них есть, я тоже поем.

Это была победа. Первая серьезная и самая важная победа над этим упрямым и вредным ослом, который явно до этого решил заморить себя голодом. Я боялась в это поверить, даже книгу чуть не уронила. А когда встала, одна нога занемела от неудобной позы, и я слегка пошатнулась, а он побледнел весь и снова приподнял голову.

— Идите, я сказал! Сейчас же идите! Давайте! Я голоден!

У меня вдруг все в груди сильно сжалось — а ведь он из-за меня это говорит, решил, что мне, и правда, плохо, и испугался. Почему-то от этой мысли сердце гулко сжималось и подергивалось в груди ни с чем несравнимым удовольствием, словно его забота была важна для меня. Словно я этого жаждала — получить подтверждение, что ему не все равно. Я никогда раньше не ухаживала за больными людьми. Мне это казалось ужасно сложным, скучным и безумно обременительным. Я искренне сочувствовала тем, кому приходилось тратить свое время на беспомощного и всецело зависимого от него человека. Мне казалось, что здоровый запер себя рядом с больным и угасает вместе с ним.

Но вот сейчас рядом с Вадимом у меня совершенно не возникло ни одной мысли похожей на эту. И я понятия не имею почему. Я знала, что он тяжело болен из-за травмы, но это не вызывало во мне чувство раздражения его беспомощностью… не знаю, как этому типу удавалось, но он был столь же агрессивен и силен морально, как и раньше. Оказывается, не важно сколько человеку лет, чтобы почувствовать его доминирование над собой, его властность, его внутреннюю силу. Рядом с ним я чувствовала себя более слабой, чем с тем же мастером спорта Вовой или моим бывшим мужем.

И все же перед дверью в палату снова с подносом я застопорилась. Посмотрела на совершенно неаппетитную манку в тарелке, с мерзкими комочками, и тонкий ломтик хлеба с маслом — к горлу подкатил ком отвращения.

Мне придется это есть вместе с ним. Я даже попросила еще одну ложку и героически вытерпела уничижительный взгляд работника столовой на раздаче. Наверное, по их мнению, я была тварью, которая будет пожирать еду больного.

Еще одну тарелку я себе не взяла. Не осмелилась попросить. Решительно вошла в палату. Пожалуй, я брала ее на абордаж по нескольку раз в день. Переступая через себя и свою гордость. Увидев меня, Вадим попытался приподняться, но обессиленно лег на подушки. Я придвинула тумбочку поближе к кровати и поставила на нее поднос. Потом долго рассматривала устройство кровати, в попытке приподнять немного верх. Ничего не нашла. Все это под скептическим взглядом молодого засранца, которому явно доставляло удовольствие то, что я ковыряюсь с его кроватью и кусаю губы от бессилия.

— Там сзади рычажок, — раздался голос соседа Вадима, — но ему еще рано приподниматься, это врач должна решить, когда.

Я медленно выдохнула и посмотрела на тарелку в своих руках, потом на него. Ни одной идеи в голову не пришло.

— Ешьте первая.

— Ага, а потом ты передумаешь? Ты будешь есть первый — я после тебя.

— И не побрезгуете?

— Не побрезгую.

И в голове вспышками его губы в такой близости от моих… невольно прикоснулась к ним пальцами. Потом снова посмотрела на Вадима, ожидающего моих действий, на его подушку.

— Надо придумать, как это сделать, — пробормотала вслух и подошла к самому изголовью… — если нельзя тебя поднимать и нет временно подушки, то придется поставить тарелку на тебя и …

Встретилась с ним взглядом и замолчала.

— Вам говорили, что сиделка вы отвратительная? Может, прямо сейчас бросите эту идиотскую затею и свалите к себе домой?

— Нет, не говорили, потому что я ни с кем до тебя не сидела, а домой я пойду утром. И то ненадолго.

— Упрямая дура!

— Еще какая. А дурак — это ты.

Я водрузила тарелку с манной кашей ему на грудь, предварительно подстелив больничное вафельное полотенце. Потом осторожно просунула руку ему под шею, под поролоновый валик, чуть приподнимая голову.

— Давай, облегчи мне задачу и просто молчи, пока не доешь.

— До половины. И не пялиться на меня.

Сволочь… хорошо, до половины. Нет, со мной определенно было что-то не так. Я совершенно сошла с ума, совершенно обезумела и, наверное, я ужасный человек. Но мне нравилось быть настолько близкой к нему, нравилось помогать ему есть и придерживать его голову. Чувствовать его запах вперемешку с запахом лекарств.