Теперь уже вообще ничего не могла, но через толщу обволакивающей пустоты, продолжала слышать тусклые отголоски звуков и голосов, которые врывались ко мне будто бы из другой вселенной. Слышала то, что Буджардини выругался. Кажется, был совсем рядом со мной, но вскоре отстранился. Обратился к кому-то.
— Джулио, выброси труп. Чтобы я больше не видел эту малолетнюю дрянь.
— Закопать?
— Нет, потратишь на это много времени, а ты мне нужен тут. В чемодан ее и на городскую свалку. Только спрячь, чтобы в ближайшее время никто не нашел труп. Что-нибудь накидай сверху.
— Где мне взять чемодан? — услужливый вопрос.
— В подвале поищи старый. Смотри, чтобы на нем не было никаких бирок.
Голоса отдалились, а потом вовсе стихли. Вновь кромешная пустота и невесомость. Скоро она прервалась. Или не скоро. Этого не понимала, ведь там, где я находилась, время не ощущалось. И теперь я ничего не слышала, но чувствовала.
Меня, кажется, кто-то поднял на руки и я поняла, что ошибалась. Думала, что в этой пустоте ничего не чувствовала, но, нет, со мной была боль. Сжирающая изнутри и агрессивная, но равномерно распределенная. Делающая мое тело сплошным комом агонии, с которой я слилась. Но, когда меня подняли над полом, боль всколыхнулась и прошлась рябью. Из-за этого захотелось закричать. Умолять обратно положить на пол, а не тащить, как мешок с картошкой, но не смогла издать ни звука. Мое тело мне не подчинялось. Будто вовсе мне не принадлежало и существовало отдельно от души, держа связь только болью.
Мало понимала, что происходило. Чувствовала лишь то, что меня жестко вложили в какое-то тесное место, подгибая ноги и выкручивая руки — иначе бы не поместилась там.
— Еще теплая, — наконец-то услышала звук. Пренебрежительно сказанные слова. Кажется, голос принадлежал тому мужчине, который ранее разговаривал с Буджардини.
Шорох, шаги и моя безграничная боль. А потом тишина. Нет, меня не поглотила пустота. Не забрала к себе окончательно, хотя я ранее считала, что это уже давно произошло. Просто тот мужчина куда-то ушел. Кажется, его кто-то позвал. Или нет. Не знала и не понимала. Уловила лишь звук его отдаляющихся шагов и то, что временами сама теряла связь с реальностью. Отключалась.
То положение, в котором я находилась, делало мою боль сильнее. Нестерпимее. Но к этому я уже привыкла. С ней уже ничего не могла сделать, поэтому просто мысленно надеялась на то, что боль сама прекратится. Затихнет. Потухнет.
Внезапно, произошло то, что встрепенуло сознание. Я начала задыхаться. Казалось, что до этого вообще больше не дышала, но сейчас, когда я находилась в таком положении, коленки были слишком плотно прижаты к груди и моя же вывернутая рука, пережимала шею. Да, с болью уже слилась, но, когда воздух, хотя бы минимальными порциями, перестал поступать в легкие, меня начало жечь.
В какой-то момент в моей голове возникли нотки облегчения. Еще немного потерпеть и все закончится. Не будет боли. Не будет мучений. Не будет ничего. Я ведь так устала. Так измучилась и этому облегчению хотелось поддаться и пойти за ним. Вот только, я не желала этого. Хотела жить. Всеми своими силами тянулась к связи с реальностью.
Громадина… Хотела к нему. Чтобы, черт возьми, обнял своими ручищами и прижал к себе. Чтобы поделился теплом своего тела. Ведь мне так неистово холодно и плохо.
Вспоминала все те мгновения, которые провела с Винченсо. Больше всего хотела опять оказаться у него в машине, чтобы Медичи бесконечно долго, вечно, возил меня по ночному Бергамо. Возможно, автомобиль вновь припарковался бы около привычного нам парка. Мы бы разговаривали или молчали. Смотрели друг на друга, или каждый занимался своим делом. Я ела конфеты, а он курил, наполняя салон машины горьким дымом. И хотела, чтобы Винченсо наклонился ко мне и поцеловал. Этими касаниями губ показал, что я его. Трогал мои волосы, сжимал их пальцами и был так невыносимо близко ко мне.
Хотела всего этого. Всей душой желала оказаться рядом с Винченсо, поэтому встрепенулась. Попыталась убрать руку от шеи, но не смогла. Кажется, пошевелила пальцами. Но на большее сил не хватило. А легкие жгло. Воздуха катастрофически не хватало и сознание и без того покрытое дымкой, начинало сильнее тускнеть.
«Смирись. Так проще и легче. Наконец-то прекратится боль» — влекуще нашептывало что-то изнутри. — «Есть ли смысл сопротивляться тому, что неизбежно?».
Это было правдой. Даже если уберу руку от шеи, навряд ли сильно продлю свою жизнь. Я не нужна Буджарини. Он сейчас зол и на эмоциях. Даже не особо проверял жива я или нет Возможно, в другой ситуации и воспользовался мной как-нибудь иначе — постарался из меня извлечь хоть малую выгоду, но я слишком сильно разозлила мужчину и теперь он желал лишь того, чтобы меня к чертям убрали и я больше не мусолила глаза. Живой я ему не нужна. Живой я его злила.
Сплошная безысходность и отчаяние. Как же горько. Невыносимо сильно хотелось, чтобы Винченсо сейчас оказался рядом. Спас меня. Но он не мог. В данный момент сам находился в страшной ситуации из которой, я надеялась, он скоро выберется.