— Да, — улыбаюсь я. — Это также помогает простить случаи, когда он срывается на нас, требуя совершенства.
Дилан косится на меня.
— А ещё он красивый.
Пожимаю плечами, не отрицая этого.
— И что?
— Он хочет трахнуть тебя, — говорит Дилан.
— И что? — Потому что я не могу это опровергнуть. Да и не обязана.
— А то, что мне это не нравится. — Он хмурится, как ребёнок, и моё сердце взлетает. — Как насчёт того другого мудака?
— Какой мудака?
Его руки со злостью приземляются на ми минор, оглушая нотой меня и тишину зала.
— С которым ты была на моём концерте. Тот, кто смотрел на тебя так, будто хотел съесть.
— Пол?
— Ага, — усмехается он. — Пол. Придурок с микро-хвостиком.
— Он не придурок.
— Его бородка говорит сама за себя. Откуда ты его знаешь?
— Он виолончелист. — Я хватаю стул, открываю футляр для виолончели и начинаю подбирать мелодию для аккордов, которые нажимает на клавишах Дилан. Из моего горла вырывается короткий смешок. — Он водит смарт.
Дилан качает головой.
— Что ты нашла в этом парне?
— Ничего.
Удивившись, Дилан качает головой, но улыбается и продолжает играть, удерживая мелодию ровно в трёх четвертях, пока я сплетаю свою музыку вокруг его. Его мотив несложный. Он не профи, но играет хорошо. Аккорды, которые он выбирает и соединяет вместе, интересные, неожиданные, и они слажены. Он исполняет вступление к «Ground You Down», песне из его первого альбома, и я беру на себя ведущую роль, играя сопровождение к тому, что он обычно поёт, прежде чем мы направляем музыку к чему-то ещё, чему-то более тёмному, более первобытному.
Наши взгляды скрещиваются, когда мы улучшаем дуэт. Мы неплохо подходим друг другу в паре: пытаемся сосредоточиться только на музыке, на каждой ноте, которую играем; звучание мелодии вновь создает во мне удовольствие. Создание музыки с ним — новый вид прелюдии.
Оно и внутри него бурлит. Я чувствую это в его ударах по клавишам.
Его руки двигаются быстрее — мои вторят.
Его взгляд воспламеняется сильнее, как и мой.
Я опускаю виолончель и иду к нему, пока звучание наших последних нот пронзает воздух и умолкает, оставляя нас наедине со звуками нашего ускорившегося дыхания. Не знаю, считает ли он, что мы с Блэйном трахаемся или планируем, но Дилан очень взвинчен, а я хочу, чтобы он расслабился. Я и сама сейчас на взводе.
Он поворачивается на скамейке навстречу мне, а я опускаюсь на колени перед ним и нащупываю пуговицу его джинсов.
— У меня нет с собой презерватива, — произносит Дилан, качая головой с сожалением.
Я улыбаюсь.
— Это для тебя. Ты и мой рот.
— Прямо здесь? — То, как он кусает губу, делает меня влажной. Ещё более влажной.
Я киваю.
— Прямо здесь. Я хочу тебя также, как ты взял меня в «Наклоне».
— Нас могут увидеть.
— Ты меня предупреждаешь? — веду бровью я.
— Напоминаю, как плохо ты себя сейчас ведёшь. — Он запускает руки мне в волосы и достает из ширинки свой член. — Открой рот. — Он скользит между моими губами, и я провожу языком взад-вперёд, пробуя его на вкус, когда он толкается внутрь. — Мы отлично играем тандемом, — говорит он, и я понимаю, что он имеет в виду.
Полностью взяв его в рот, я сосу сильно один раз, прежде чем начать двигать губами по его жёсткой длине, всё время глядя ему в глаза и желая увидеть, что мои движения заставят его почувствовать. Кровь устремляется к его лицу, делая кожу более розовой, чем обычно, и в глазах появляется блеск. Я вращаю языком вокруг его головки, как он делал это с моим клитором, и использую руки, массируя основание его члена, чтобы простимулировать как можно больше плоти одновременно. Он откидывает голову назад, глаза закрываются, брови почти сходятся вместе, а бёдра дёргаются дважды.
Боже, я становлюсь от этого влажной, пока я вот так стою на коленях и сосу его член на сцене, на которой мне предстоит играть классику, в то время как богатые, консервативные меценаты будут смотреть на меня всего через пару недель. Я сосу сильнее, и его рука сжимает мои волосы. Он позволяет мне продолжать сосать и поглаживать, поклоняться ему своим ртом и руками.
Дилан стонет, и я отвечаю, усиливая посасывание и двигая руками быстрее, сжимая его крепче. Внезапно он напрягается у меня во рту, его тело замирает, а член сокращается и наполняет мой рот спермой. Я проглатываю всё, потрясённая своей дерзостью, настолько возбуждённая, что делала бы это снова и снова, чтобы увидеть это умиротворение, что в данный момент расслабляет его черты.
Это чувство быстро превращается в нечто нахальное и тёмное.
— Что?
Он поднимает меня и кладёт на крышку пианино, прижимая рукой и не давая сесть. Дилан задирает мою юбку до бёдер, открывая мою кожу прохладному воздуху и тёплым софитам сцены. Его глаза загораются, и он проходит мимо меня, возвращаясь с чем-то в руках.
Вижу одну из деревянных палочек маэстро.
Она короче, чем большинство других, с толстой, лакированной каплевидной ручкой.
— Что ты собираешься делать с этим? — спрашиваю я, уже зная ответ. Я должна остановить его. Это зашло слишком далеко.