На последней медитации я чувствую толчок тошнотворной неуемной энергии, настолько сильной, что конечности начинают трястись. Мне становится настолько плохо, что я делаю то, о чем раньше не мог даже подумать. Даже в самых тяжелых моментах я не шел на такое: я сдаюсь. Я открываю глаза и просто сижу в зале, виновато оглядываясь по сторонам.
И вот я снова считаю дни до отъезда. Приходит мысль о том, что, быть может, я уже получил здесь все, что мог.
Я все еще кланяюсь Будде, но в основном для того, чтобы потянуть мыщцы бедер.
На утро у меня запланирована встреча с Джозефом. Я прихожу к нему бодрым и самодовольным: он будет первым человеком, которому я расскажу о своих достижениях. Я прыгаю на стул и выдаю ему подробный отчет о своем прорыве – о постоянном присутствии, колибри и рыдании во время медитации метта.
Не знаю, чего я жду. Может быть, аплодисментов? Он выглядит совершенно не потрясенным. Он улыбается и мягко говорит мне, что слышал эту историю миллион раз. Очередная серия фильма «Первый ретрит».
Я думал, что получил билет в первый ряд в театре своего разума. Он же объясняет, что на самом деле это была лишь ложа. «При дальнейшей практике, – говорит он, – число объектов, которые Вы замечаете, будет увеличиваться».
Потом я говорю ему о том возбужденном состоянии, в которое попал два дня назад. И он снова говорит, что в этом нет ничего особенного. Такое много с кем бывает.
Однако он убеждает меня, что неприятности и спады в практике неизбежны. Нет ничего удивительного в том, что можно за час перейти от благодати к подавленности. Он уверяет, что с опытом эти взлеты и падения будут не такими сильными. Я поднимаюсь, чтобы уйти. Меня утешает мысль, что я иду проторенной дорогой. Люди занимаются этим уже 2500 лет.
Когда я иду к двери, он кричит мне в спину, что я слишком быстро двигаюсь. «Вы недостаточно осознанны», – говорит он. Как спортивный тренер он наставляет меня, пытается улучшить мою игру и советует быть внимательнее к простым вещам вроде открывания дверей. «Это очень важно!»
Интересно, мое растущее уважение к Гольдштейну – это форма стокгольмского синдрома[37]? Или этот человек настоящий гений? Когда я стою возле его кабинета в лучах солнца, снова прилетает колибри.
Через час или около того у нас занятие, на котором задают вопросы. Женщина с волосами медного цвета в переднем ряду задает вопрос, о котором я давно думаю: «Если просветление существует, где все эти просветленные люди?»
Это вызывает смех у всех, включая Гольдштейна, который обещает все объяснить сегодня вечером на занятии дхармы.
Вот этого я жду с нетерпением. С самого начала ретрита он постоянно бросался словами вроде «освобождение», «пробуждение» и «понимание». Но возможна ли эта хваленая трансформация? Если да, то каким образом? И как она должна выглядеть? В старинных буддийских текстах люди просветляются направо и налево. Их огромная толпа – в ней даже семилетние дети. У Будды целый словарь для описания просветления: «истина», «за горизонтом», «то, что очень трудно разглядеть», «удивительное состояние», «остров» и тому подобное. Смысл всех этих слов пока еще мне непонятен.
В 7 часов вечера приходит время большого шоу. Мы собрались в зале. Джозеф наконец объяснит нам, что такое просветление.
Он начинает с признания, что для «обывателей» – то есть всех за исключением монахов – сама мысль о конце страстного желания кажется недостижимой. «Можем ли мы хотя бы представить себе разум, свободный от желаний? Думаю, большинство из нас лучше понимают смысл знаменитой молитвы святого Августина: „Милостивый Боже, сделай меня непорочным, только не сейчас“».
Раздается смех, но Гольдштейн немедленно переходит к совершенно серьезному описанию различных шагов, ведущих к «непреложной свободе разума, полному избавлению от желаний без следа». Это описание похоже на самую хитроумную видеоигру.
Все начинается, когда медитирующий становится предельно сосредоточен и когда он может держать в поле зрения по-настоящему огромное число объектов. Это как мои образы