Дэвид Уэстин, президент службы новостей, был человеком, от которого вряд ли можно было ожидать, что он интересуется переходными порталами в вечность. Когда-то он был юристом, а теперь вот уже более 10 лет возглавлял службу новостей. Он был ярко привлекательным, c мальчишескими чертами лица и густыми, слегка седеющими светлыми волосами. Он находился на своем месте, без всяких побочных эффектов. Он носил костюмы от Brooks Brother, полосатые галстуки и мягкие кожаные туфли. Его манера поведения была в равной степени живая, серьезная и радушная. Он легко мог бы быть политиком. Или ведущим.
В письме Уэстин сказал, что его лично заинтересовал мой разговор с Чопрой. Он предложил встретиться и поговорить.
Его секретарь назначила встречу, и через несколько дней я поднимался по лестнице от своего кабинета до Пятого этажа – так бесхитростно мы называли место, в котором располагалось наше начальство. Здесь был другой воздух, его как будто выкачивали из Сьерра-Невады[20]. Это была просторная комната, с кабинетами по краям. Возле каждого сидел секретарь. Здесь стояла плотная тишина, в отличие от всего остального пространства службы новостей, полного шума и болтовни. В середине Пятого этажа была маленькая кухня с закусками и кофе из Старбакса.
Я решил, что это была не такая уж важная встреча – у меня не было проблем, и речь шла не о продлении контракта. Но я всегда нервничаю, когда разговариваю с начальством. Мне нравилось задавать провокационные вопросы политикам, главам корпораций и религиозным лидерам, но перед людьми, которые мне платили, я сдавался гораздо быстрее.
Секретарь проводила меня внутрь. Уэстин встал из-за аккуратного стола, крепко пожал мне руку и обходительно сказал: «Здравствуй, Дэн».
После небольшой беседы «о погоде» Дэвид перешел к Чопре. Весьма дипломатично он сказал, что был удивлен моим серьезным отношением к нему.
– Я ценю твое мнение в этом вопросе, Дэн. А Дипака я видел только по телевизору. Скажи, он действительно заслуживает внимания?
Я начал подозревать, что вопросы Дэвида выходят за границы только профессионального интереса. Все-таки у него была тяжелая работа, он должен был справляться как с непростыми людьми из службы новостей, так и с потребностями хозяев всей корпорации. Однажды за обедом он признался, что иногда он не такой радостный, каким выглядит.
– Это интересная тема, – ответил я. – Хотя Чопра, возможно, и не лучший пример.
Потом я пустился в провальный драматический монолог про Экхарта Толле, эго, настоящий момент и все остальное. И чем дольше я трещал про «свободный разум» и «голос в голове», тем больше понимал, что несу чушь. Впервые мне представился случай поговорить об этом с кем-то еще (не считая, конечно, самих интервью с Толле и Чопрой), и только тут мне стало ясно, что я вообще не знал, о чем говорю. Это меня нервировало и заставляло говорить еще больше. В конце концов, увидев, что аудитория уже заскучала, я нервно сглотнул и посоветовал Уэстину прочитать книгу Толле.
На следующий день я снова поднялся наверх и оставил книгу секретарю с мыслями: «
Тем не менее мне все равно захотелось поговорить о своих открытиях с людьми, которых я знаю и люблю. Не то чтобы я собирался их завербовать, просто хотел обсудить. Я понимал, что лучше выбрать в собеседники кого-нибудь кроме моего начальника, и решил поговорить об этом за обедом с моей подругой Региной. Последние 10 лет мы с ней устраивали словесные бои без правил о чем угодно: от телепередач и недвижимости в Нью-Йорке до моих неудачных любовных историй до Бьянки. Я думал, что на теме эго можно будет разгуляться. Но через минуту после того, как я начал про Экхарта Толле, Регина остановила меня: «Ну что ж, Дэн. Если тебе это интересно, ладно». Она сменила тему, предложив выбрать суп, который мы закажем. Вердикт был вынесен, причем с бесцеремонной жестокостью. Я ожидал, что тема будет горячей, но все кончилось таким постыдным недоразумением. Регина не собиралась даже подкалывать меня по этому поводу.
Моя неудача повторилась на семейном обеде, когда я размахивал книгой Толле перед моим младшим братом. Этого, конечно, следовало ожидать. Жизненной целью Мэтта с тех пор, как он появился на свет, было омрачать мою жизнь. Несмотря на то, что теперь он был венчурным инвестором и отцом чудесной девочки, его желание лопнуть мой шарик никуда не исчезло. После того как я закончил свою пламенную речь, он радостно посмотрел на меня с довольной ухмылкой. Я был уничтожен без единого слова. Скоро после этого я получил от него на Рождество календарь с Экхартом Толле. Я снял упаковку, поднял глаза и через всю комнату увидел на его лице ту же самую ухмылку.