Подождать до рассвета

— Здравствуйте, Мария Владимировна! Горе-то какое! Господи, да за что же…

— Катя, вы можете открыть мне кабинет Ильдара Камильевича? И позовите, пожалуйста, Наталью Гусеву.

— А теперь вы будете нашим директором, да? — защебетала Катя, обежала свой стол, зазвенела ключами. — А может, совещание собрать, а?

— Нет, спасибо. Только Гусеву.

Секретарша испарилась, Маша вошла в кабинет.

Она много раз бывала здесь. Не слишком большой, но и не тесный кабинет окнами на главную улицу города. Почти никакого пластика, стены обшиты деревом, так Ильдару казалось теплее. Он родился и вырос в Ярославле, но все время мерз здесь и все грозился уехать на родину своих предков, в Казань. Маша прошла вдоль высоких книжных шкафов, погладила золоченые переплеты. Подошла к массивному кожаному креслу. Она никогда в жизни не садилась в это кресло, здесь, в этом кабинете и вообще в его офисе, она чувствовала его превосходство. Он был здесь хозяином. Она — всего лишь гостьей. И не зависело это от того, какие отношения были между ними за пределами кабинета.

Маша опустилась в кресло. Большое, слишком большое для нее. Да, явно велико, да и компания — великовата. Вряд ли смогла бы она управлять таким монстром. Хотя, у нее ведь есть Павел.

Она остановила себя. Какой смысл об этом думать? Компанией, скорее всего, будет управлять Алена, если завещание вступило в силу. Самой ей, конечно, тоже не под силу, но есть ведь папа, Валерий Беловский, с его концерном. Что ему «Дентал-Систем»? На один зубок, проглотит, даже не хрустнет. Что там лукавить, конечно, Маша жалела, что уговорила Ильдара переписать завещание. Сама уговорила. И Павел считал…

— Мария Владимировна, добрый день, — Гусева вошла с подносом. На подносе — чай и две крохотные рюмочки с коньяком. — Хорошо смотритесь в этом кресле. Будете работать?

— Нет, что вы. У меня когда-то была похожая работа, мне не нравилось.

— Да? А говорят, власть опьяняет.

— Может быть, только потом от нее тошнит. Наталья Григорьевна, я бы хотела поговорить…

— Давайте помянем Ильдара Камильевича, — предложила Гусева.

Маша думала, удобно ли отказаться. Желудок болел по-прежнему. Правда, рюмочка маленькая, ничего страшного. Пока Наталья снимала с подноса чашки, Маша незаметно вытащила из сумки еще одну таблетку гастала и сунула ее в рот.

Они ничего не говорили об Ильдаре. Молча выпили. Коньяк показался Маше невыносимо противным, она сразу схватилась за чай. А вот чай… Он был необыкновенным. Просто волшебным! До смерти вкусным! Вот именно так хотелось о нем сказать. Рокотова одним махом допила чашку. Наталья налила ей еще.

— Это Ильдар Камильевич привез с выставки из Китая. Правда, вкусно?

— Чудесно!

У Маши даже желудок перестал болеть, и на душе стало легко и почти спокойно.

— Так о чем вы хотели меня спросить?

— Наталья Григорьевна, я хотела бы знать положение дел с завещанием.

— Но вы же знаете, Ильдар Камильевич переписал его и все оставил жене.

— Я знаю. Но оно… уже вступило в силу?

— Да, — кивнула Гусева. — Оно действительно и с момента подписания отменяет прежнее. Вы, конечно, можете оспорить его в суде, но это практически бесполезно.

— Я ничего не собираюсь оспаривать…

У Маши вдруг сильно закружилась голова, и кабинет как-то сдвинулся, поехал. Неужели это из-за завещания она так расстроилась? Не может быть, ее же вообще все это волнует только из-за проектов, которые разместил в компании Павел…

— Вам плохо? — спросила ее Гусева.

— Нет, ничего, — ответила Рокотова. Что-то в лице собеседницы ей почудилось угрожающее. Нет, почудилось.

В сумке зажужжал мобильный. Маша вытащила его, пальцы почему-то подрагивали и плохо слушались.

— Да?

— Машка, ты где?! — заорала Вера Травникова. Опять что ли кого-то убила? — Ты еще в офисе?

— Да.

— Машка, погоди, сейчас тебе Ядвига скажет…

Маше хотелось отключиться, она плохо слышала, плохо соображала.

— Маша, — сказала в трубке Ядвига, — нигде ничего не пейте, слышите! Ничего! Кто бы ни предлагал! Мы тут с вашей мамой подумали, проанализировали… Я поняла, почему никто ничего не помнит! Это я виновата! Маша, кто бы ни предлагал. Ничего не пейте!

— Я — уже, — Маша с опаской посмотрела на Гусеву.

— Что?! Пили?! Что-то очень вкусное, да?

— Да. Вы простите, мне некогда сейчас. Я потом к вам зайду.

Она нажала отбой. Стало еще хуже, словно она держалась за этот голос, а теперь держаться стало не за что. Наступила какая-то тупая апатия. Ничего не хотелось, ни на что не было сил. Даже дышать стало трудно.

Наталья Гусева откровенно улыбалась.

— Подействовало? Вот теперь, Мария Владимировна, мы с вами поговорим.

Наталья называла этого человека просто — Хозяин. И Маша Рокотова очень долго не могла понять, кто же он все-таки такой. Она ничего не могла понять: что происходит с ней самой, почему так ненавидит ее эта женщина, почему рассказывает она обо всем, будто не боится, что Рокотова, выйдя из этого кабинета, тут же побежит в милицию. Гусева говорила о Хозяине с придыханием, чуть ли не возводя глаза к небу, Рокотова все поняла по-своему.