Она пошла с инспекцией по всему дому. Мария к этому подготовилась: половики и полы выметены, с мебели вытерта пыль, печи отдраены. Но тряпкой не убрать потеков с потолка; веником не смести проплешин с ковриков; мылом и водой не потревожить вездесущих детских следов: темных пятен вокруг дверных ручек, жирных мазков, внезапно возникающих тут и там; грубо выразительной детской росписи; случайных чертежей крестиков-ноликов, в которые никто никогда не выигрывал; следов ботинок по низу дверей, календарных картинок, на которых за ночь вырастали усы; башмака, убранного Марией в чулан лишь десять минут назад; носка; полотенца; ломтика хлеба с джемом в кресле-качалке.
Много часов Мария прибиралась и предупреждала – и вот ей награда. Донна Тоскана переходила из комнаты в комнату с коркой смятения на лице. Она осмотрела комнату мальчиков: постель тщательно застелена, голубое покрывало, пахшее нафталином, аккуратно ее довершает; она заметила свежеотглаженные шторы, сияющее зеркало над комодом, тряпичный коврик у постели так точно выровнен, все столь монашески безлико, а под стулом в углу – грязные трусики Артуро, запнутые туда и растянувшиеся, точно срез мальчишеского тела, распиленного напополам.
Старуха воздела руки и взвыла.
– Все впустую, – простонала она. – Ах, женщина! Ах, Америка!
– А
Она подняла одежку и торопливо запихала ее себе под фартук. После того как трусики исчезли, глаза Донны Тосканы примерзли к ней на целую минуту.
– Никудышная женщина. Никудышная беззащитная женщина.
Весь день продолжалось то же самое, Марию изматывал непреклонный цинизм Донны Тосканы. Мальчишки со своими монетками смылись в кондитерскую лавку. Когда они не вернулись и через час, Донна оплакала слабость родительского авторитета Марии. Когда они все-таки вернулись и вся рожица Федерико оказалась перемазанной шоколадом, Донна взвыла опять. Мальчишки просидели дома еще час, и она пожаловалась, что они чересчур шумят, поэтому Мария отправила их на улицу. Когда они ушли, она предсказала, что они наверняка умрут в этом снегу от инфлюэнцы. Мария приготовила чай. Донна поцокала языком и пришла к заключению, что тот слишком жидок. Мария терпеливо следила за стрелкой часов на плите. Через два часа, в семь, ее мать уйдет. Время остановилось, оно хромало и ползло, агонизируя.
– Ты плохо выглядишь, – сказала Донна. – Что у тебя с лицом?
Одной рукой Мария огладила волосы.
– Я прекрасно себя чувствую, – ответила она. – У нас у всех все хорошо.
– Где он? – спросила Донна. – Этот нищеброд?
– Свево на работе,
– В воскресенье? – презрительно фыркнула та. – Откуда ты знаешь, что его не какая-нибудь
– Зачем ты это говоришь? Свево не такой человек.
– Мужчина, за которого ты вышла, – грубое животное. Но он женился на дуре, и поэтому, я полагаю, на чистую воду ты его теперь никогда не выведешь. Ах, Америка! Только в этой гнилой стране такое возможно.
Пока Мария готовила ужин, Донна сидела, уперев локти в стол, а подбородок – в ладони. В меню были спагетти и тефтели. Донна заставила Марию выдраить котелок для спагетти с мылом. Велела принести длинную коробку спагетти и тщательно ее осмотрела – нет ли мышей. Ледника в доме не было, и мясо хранилось в буфете на заднем крыльце. Говяжий огузок, уже перемолотый для тефтелей.
– Неси сюда, – велела Донна.
Мария положила перед ней мясо. Донна попробовала, ткнув в него кончиком пальца и облизав.
– Я так и думала, – нахмурилась она. – Протухло.
– Но этого не может быть! – воскликнула Мария. – Я его только вчера вечером купила.
– Мясник дурочку всегда обманет, – ответила Донна.
Ужин задержался на полчаса, ибо мать настояла, чтобы Мария вымыла и вытерла и без того чистые тарелки. Вернулись пацаны, голодные как волки. Донна приказала им вымыть руки и умыться, надеть чистые рубашки и галстуки. Мальчишки заворчали, а Артуро пробормотал:
– Вот сука старая, – пристегивая ненавистный галстук.
К тому времени, как все приготовились, ужин остыл. Мальчишки все равно его сожрали. Старуха ела вяло, на тарелке перед ней лежало несколько стебельков спагетти. Но даже они ее не прельщали, и она оттолкнула от себя тарелку.
– Ужин приготовлен плохо, – произнесла она. – Спагетти на вкус – как помет.
Федерико хихикнул:
– А по-моему, ничего.
– Может, тебе еще что-нибудь положить,
– Нет!
После ужина она отправила Артуро на заправочную станцию вызывать себе такси по телефону. Потом уехала, ругаясь с таксистом и пытаясь сбить цену за проезд до автобусной станции с двадцати пяти центов до двадцати. Когда ее след простыл, Артуро запихал себе в рубашку подушку, завязал поверх нее фартук и стал, переваливаясь, расхаживать по дому и презрительно принюхиваться. Однако никто не смеялся. Всем было наплевать.
4
Ни Бандини, ни денег, ни еды. Будь Свево дома, он бы сказал:
– Запишите в долг.