Подожди, я умру – и приду (сборник)

– Поехали! Вчерашняя авария в клубе «Райский сад» обернулась настоящей катастрофой. По неустановленной причине прорвало трубу отопления, и здание буквально залило кипятком. Очевидцы утверждают, что в нем можно было свариться! Есть жертвы происшествия, мужчина двадцати четырех лет и шестнадцатилетняя девушка, доставленная в реанимационное отделение областной больницы. Ее состояние оценивается как тяжелое – она получила глубокие ожоги обоих ног. Родные девушки, имя которой мы, по понятным причинам, не разглашаем, сообщили нам, что она серьезно увлекалась танцами, а теперь неясно, сможет ли жертва ходить. Мы будем держать вас в курсе событий. С вами была Ксения Андреева.

Журналистка снимает пиджак с ветки.

– Ну как? Может, еще один запишем? Я сказала «обоих ног», по-моему. Надо «обеих». Давай еще дубль, а?

– Давай, – соглашается оператор, и пиджак снова отправляется на дерево.

– Поехали!

Начало октября. День учителя. Ю-Ю вместе с Альбиной Сергеевной выходят из какого-то учреждения. В руках у них гладиолусы, похожие на цветы, с которыми когда-то давно Ира и Таня шли в первый класс.

– Сразу видно, две училки идут с мероприятия, – говорит Ю-Ю. – Каждую одарили цветочком. Что с ними делать будем? Выкинуть жалко.

– Можно подарить кому-нибудь, – отвечает подруга.

– Слушай, а давай их возложим? – загорается вдруг Ю-Ю. – Ну помнишь, как в детстве?

– Юля, ты чокнулась, – говорит подруга. – Куда мы их возложим?

– А вот, – Ю-Ю оглядывается по сторонам, – вот, например, памятнику Малышеву Ивану Михайловичу, пламенному революционеру. Наверняка погиб совсем молодой и был, в сущности, неплохим человеком.

Альбина в сомнениях смотрит на свой гладиолус, как бы взвешивает его.

– Ну, давай.

Учительницы переходят через дорогу и торжественно кладут цветы у памятника.

– Вот, Иван Михайлович, – серьезно говорит Альбина Сергеевна, – мы без всяких шуток дарим тебе эти скромные цветы.

– И просим, – включается подруга, – помоги нам, чем можешь. Совсем никаких мужчин рядом с нами нет, и это очень плохо.

Обе молча смотрят на памятник, задрав головы.

Сзади раздается юношеский басок:

– Здравствуйте, Юлия Юрьевна!

Ю-Ю хватается за сердце:

– Господи, уже, что ли, помогает? Так быстро?

За ней стоят Ваня Колязин и Лиза Семенова.

– С днем учителя, – лебезит Лиза.

– Здоровья вам, – вторит Ваня.

– Спасибо, – говорит Альбина Сергеевна. – Ваня, а как твоя подружка себя чувствует?

– Да вроде лучше, – мнется Ваня. Лиза и вовсе смотрит куда-то вдаль, за Малышева.

– О ней столько везде писали, говорили. Лиза, ты, наверное, часто к ней ходишь? Передавай от меня привет.

– Вы и сами можете сходить, туда всех пускают, – говорит Лиза.

– Да, – кивает Ю-Ю, – я каждую неделю ее навещаю, мы занимаемся понемногу. Десятый класс, всё серьезно.

– Десятый класс! – возмущается пожилая учительница литературы. – Давайте будем серьезнее! Зайцев, я прочла твое сочинение. Очень хорошая работа. Очень!

Она идет по рядам и раздает тетради.

– Маргарита, неплохо. Колязин – на тройку, и то скажи мне «спасибо».

– Я вам шоколадку куплю.

– Спасибо, не надо. Семенова, средненько. Ты можешь лучше. Герман!

Ира сидит одна, она очень похудела и повзрослела. Никаких крашеных волос и пирсинга, балетная головка с гладко причесанными волосами.

– Герман, пять-пять. Я так рада, Ирочка, что ты взялась за ум. Никогда не поздно! Поверь мне.

Ира пишет записку Ване: «Давай встретимся после уроков. У меня к тебе дело».

Ваня разворачивает записку и удивленно смотрит на Иру.

– Да-да, – невпопад, но кстати говорит учительница. – Герман всех нас приятно удивила!

– Сколько? – спрашивает Ваня.

– В смысле? – не понимает Ира. Они сидят в закутке у лаборантской.

– Сколько ты мне дашь, чтобы я к ней сходил? Мне сейчас некогда.

Ира презрительно смотрит на Ваню.

– А сколько тебе нужно?

– Ну, не знаю, – тянет Колязин. – Косарь!

– Сам ты… косарь! – злится Ира, но достает из сумки кошелек. – На! Сегодня же пойдешь, ладно?

– Ладно.

– Я проверю.

– Странные вы обе, – говорит Ваня. – Делать вам нечего.

Ваня входит в ожоговое отделение. Батаня и Лева выходят из палаты.

– Ой, Ваня, – радуется Батаня. – Что-то ваших не видно – только учительница ходит да этот… полненький.

– И пресса дежурит, – говорит Лева, показывая глазами на журналистку с оператором, занявших стратегическую позицию возле палаты. – Танька сердится, когда их видит. А тебе она будет рада, заходи.

Ваня входит в палату, видит Таню Цареву под одеялом, опасливо смотрит ей на ноги.

Она ловит взгляд.

– Ноги пока на месте! До следующей недели точно. Ты чего пришел?

– Да так, навестить, – мнется Ваня.

– Мать попросила? – быстро спрашивает Таня. – Или Лева?

– Я сам, – честно врет Ваня. – Ты как?

– Скоро отрежут пальцы на ногах, – серьезно говорит Таня. – Представляешь, мне шестнадцать лет, а я буду инвалид без пальцев. Ха, я тут вспомнила, как наш тренер говорил: «Давайте сделаем горячо!» Вот мне и сделали горячо. Ты даже не представляешь, какое это было «горячо»! Ты ведь ушел тогда, а я осталась посмотреть на Герман, а потом охранник закричал: «Девочка, иди в ту сторону, это просто вода!»