Подождите, не уходите, или Когда же бабочка взмахнула крыльями

Ухаживая за своими пациентами, я увидела изнаночную сторону жизни, поняла, что одиноким человек может быть имея детей, внуков, мужа. Полный дом людей, а человек каждый день задает себе вопрос: "Что делать? Как жить дальше?" Это они мне рассказывают, да я и сама вижу.

– А вот у меня смысл жизни только в детях, – вздохнула я.

– Ну и что в этом плохого? Миллионы женщин живут этим.

– Многоцветья нет. Я будто заблудилась в темном лесу.

– Да ладно вам, Лена, если вы заблудились, то вернитесь назад и пойдите другой дорогой, выбирайтесь из этого леса, – улыбнулась Роза.

– Как? Темно, брожу по кругу. Да и потом, мне нужно понять, когда же "бабочка взмахнула крыльями"? А это очень важно. Впрочем, не будем обо мне. Вот вы сказали, что вам были доступны многие редкие книги. А что это за разговоры о Достоевском, что он изнасиловал ребенка?

– Да ерунда все это. Кто-то вбросил в Интернет непроверенную информацию, выхватил фразу из контекста, другие подхватили и понеслось. Не было никакого изнасилования. Я читала письма его современников. Достоевский сам рассказывал об этом Вяземскому, Тургеневу, Григоровичу, Висковатову, Круковской, Назарьевой.

Я, работая в архиве, всех перечитала. И всем писатель преподносил историю с изнасилованием по-разному, с противоречивыми подробностями. Ну и как вы себе это представляете? Человек совершил преступление и рассказывает об этом направо и налево. Шел творческий процесс, он проверял, быть может, реакцию людей на эти обстоятельства, наблюдал за их эмоциями…

– Лена, звонят, пойду открою дверь. Это, наверное, Вячеслав Викторович, видимо лень ключи доставать. Я принесла для вас кое-какие статьи, потом почитаете, может что-то покажется интересным.

Роза ушла, а я осталась с разбросанными мыслями. И вновь посмотрела в окно.

Мне всегда были интересны биографические моменты в жизни Достоевского.

Какой же силой духа надо обладать, чтобы выскользнуть из тех тисков, куда загнала его судьба – каторга, падучая, нищета. Вся его жизнь – это вечная борьба с безденежьем. Он униженно вымаливал, выпрашивал авансы в несколько десятков рублей. И возможно, болезненная тяга к азартным играм тоже связана с отчаянным желанием добыть деньги, хоть как-то. Я не раз и не два перечитывала его письма. Однажды, редактор "Зари" не выслал ему в срок 75 рублей, которые были ему так необходимы и он в бессильном отчаянии, тоскливом душевном порыве писал:

"Как могу я писать, когда я голоден, когда я, чтобы достать два талера на телеграмму, штаны заложил! Да черт со мной и с моим голодом! Но ведь она (жена) кормит ребенка, что ж, если она последнюю свою шерстяную юбку идет сама закладывать! А ведь у нас второй день снег идет (не вру, справьтесь в газетах), ведь она простудиться может! Да неужели он не понимает, что он не только меня, но и жену мою оскорбил, обращаясь со мной так небрежно, после того, как я писал ему о нуждах жены. Оскорбил, оскорбил!."

В порыве горечи, быть может, зависти, и даже нахлынувшей злобы он говорил: "Эх, кабы хоть один роман написать так, как пишут Тургеневы да Толстые…" У него не было времени даже на то, чтобы отредактировать свою рукопись – все наспех, наскоро, хаотично, истерично, в перерывах между припадками эпилепсии, мучаясь, нервничая: надо успеть, успеть сдать вовремя

"… меня мучают кредиторы, грозят посадить в тюрьму....Это надрывает дух и сердце… а тут садись и пиши. Иногда это невозможно"– жаловался он друзьям.

Находясь в жутком финансовом положении писатель вынужден был продать авторские права на один раз издателю Стелловскому. В контракте был пункт, что к определенному сроку необходимо сдать новый роман, иначе на протяжении девяти лет он становится "рабом" Стелловского. Писатель пытался договориться с ним, попросил у него три месяца отсрочки, готов был заплатить неустойку, но Стелловский открыто говорил: мне более выгодно получить твои авторские права.