Подозрения мистера Уичера, или Убийство на Роуд-Хилл

Как еще один представитель рабочего класса, детектив, со своим воспаленным воображением, тоже способен очернить жизнь приличной буржуазной семьи.[75] Обычно, как это было при расследовании убийства сына Сары Дрейк, детектив ограничивается помещениями, отведенными для слуг. Но случается — как в доме Кентов, — он дерзает подняться и выше. В статье, опубликованной в диккенсовском журнале «Домашнее чтение» в 1859 году, недостатки в работе полиции объясняются социальным происхождением самих полицейских: «Нельзя признать разумной и безопасной практику, при которой властью и правом принимать какие им заблагорассудится решения наделяются выходцы из низшего сословия».

Вторая неделя проводимого Уичером расследования не принесла никаких новых данных — новым было лишь то, что теперь все внимание сосредоточилось на ночной рубашке.

Глава 11 СУДЕБНЫЕ ИГРЫ

27–30 июля

В пятницу, 27 июля, в одиннадцать утра, в Темперенс-Холле началось очередное судебное заседание. Предстояло допросить Констанс Кент и вынести решение о передаче дела в суд высшей инстанции. У входа в Темперенс-Холл толпились двадцать четыре журналиста. Еще до начала заседания Уичер переговорил с Сэмюелом Кентом и заверил, что считает его невиновным и готов сделать соответствующее заявление. Кент отклонил это предложение, по словам его адвоката, «из осторожности». Действительно, взаимоотношения между отцом, дочерью и детективом характеризовались весьма тонкими нюансами, и, демонстрируя особые отношения с обвинителем Констанс, Сэмюел мог оказаться в неловком положении.

Уичер сомневался в том, что ему удастся убедить суд в виновности Констанс. В то утро он нанял группу рабочих, чтобы те разобрали туалет, в котором было обнаружено тело Сэвила, и очистили выгребную яму. Это была последняя попытка найти пропавшую ночную рубашку или нож. Закончилась она неудачей. Уичер заплатил рабочим шесть с половиной шиллингов и еще по шиллингу каждому на кружку пива.

Констанс, сопровождаемая начальником девайзесской тюрьмы, появилась в половине двенадцатого. Заседание открылось не сразу, и, ожидая его, ей пришлось провести некоторое время в доме шорника Чарлза Стокса, откуда Констанс и препроводили в холл. «Как и прежде, на ней были траурные одежды, — сообщает „Таймс“, — но теперь появилась еще и плотная вуаль, скрывающая лицо девушки от любопытных, толпящихся перед входом в зал». Вуаль воспринимается как символ скромности и благовоспитанности. Если женщина скрывает свое лицо и тайны семейной жизни, то это говорит не против нее, а как раз за. Впрочем, вуаль еще и загадка. В своем романе «Скелет в каждом шкафу» (1860) Уотерс пишет о «мрачных тайнах, угадываемых за шепотом и шорохом за тонкой кисеей».

«Едва войдя в зал, — продолжает корреспондент „Таймс“, — мисс Констанс Кент бросилась к отцу и поцеловала его. Затем она заняла специально приготовленное для нее место и разрыдалась». В другой газете, «Сомерсет энд Уилтс джорнэл», возникает сходная картина: «В зал она вошла на подгибающихся ногах и, бросившись к отцу, порывисто поцеловала его».

В противоположность этой слабости публика являла собой образ силы и сосредоточенности. «Зал заседаний заполнился мгновенно», — свидетельствует «Таймс». Зрители «лавиной хлынули внутрь, заняв каждый свободный дюйм площади», подтверждает «Джорнэл». Но места хватило только половине, остальные остались снаружи в ожидании новостей. Три ряда были выделены для прессы. Полный стенографический отчет о слушаниях уже на следующий день опубликовали все крупнейшие английские газеты.

Члены городского магистрата сели на возвышение вместе с Уичером и Уильямсоном, капитаном Мередитом, суперинтендантом Фоли и судебным секретарем Генри Кларком. Именно ему от имени суда предстояло допрашивать Констанс.

За столом напротив разместились Сэмюел Кент и его поверенный, рядом с ними, тоже за отдельным столом, — Питер Эдлин из Бристоля, адвокат, нанятый защищать интересы Констанс. «У него был острый взгляд, четкая дикция и какое-то мертвенно-бледное лицо», — описывает этого человека «Сомерсет энд Уилтс джорнэл».

Констанс опустила голову и в таком положении просидела весь день — молча и не шевелясь. «События минувшего месяца явно оставили на ней тяжелый отпечаток, — пишет „Сомерсет энд Уилтс джорнэл“. — По этому бледному, исхудавшему лицу трудно узнать здоровую, румяную девушку, какой она была пять недель назад. Да и весь вид ее выдает глубокую подавленность».

Сэмюел уперся подбородком в ладони и устремил взгляд куда-то вперед. Он тоже, как пишет «Бат экспресс», выглядел «чрезвычайно подавленным, наружность его явно выдает неподдельное горе… Если не считать самой обвиняемой, именно он и в равной степени мистер Уичер являлись основными объектами внимания публики». Формально никто из этих троих не должен был принимать непосредственного участия в предстоящих слушаниях — они присутствовали здесь всего лишь в качестве наблюдателей и наблюдаемых. Что касается Констанс, то по закону она как обвиняемая не имела права давать показания.