Подозрения мистера Уичера, или Убийство на Роуд-Хилл

Уичер жил в индустриальной части Миллбанка, где постоянно раздавался шум фабричных машин, а вдоль реки теснились убогие, выкрашенные в желтое дома. Господствовал над местностью огромный шестилистник Миллбанкской тюрьмы. Романисту Энтони Троллопу этот район показался «на редкость угрюмым, можно даже сказать — уродливым». Холивелл-стрит отделялась от тюремной стены только газометрами, лесопильным заводом и мастерскими, где обрабатывали мрамор. На них-то и выходил своей тыльной частью дом 31, фасадом обращенный на большую пивоварню и кладбище. В квартале к северу располагалась фабрика по производству музыкальных инструментов, а на таком же расстоянии к югу — винокуренный завод. Сразу за ним покачивались на приколе баржи с углем, а на противоположном берегу реки располагались огромные гончарные мастерские и распространяющие по всей округе гнилостный запах костедробильни Ламбета. По реке сновали колесные пароходики, доставлявшие лондонцев на работу, а потом — по домам. Лопасти взбивали сливаемые в реку отходы — воздух был спертым, пропахшим нечистотами.

В понедельник, 30 июля, Джек Уичер отправился на работу. Скотленд-Ярд находился недалеко — всего в миле к северу от Холивелл-стрит, и путь туда лежал вдоль Темзы, мимо обшарпанных халуп «Чертовой десятины», затем Вестминстера и Уайтхолла. Вход в полицейское управление для посетителей находился в Большом Скотленд-Ярде, хотя официальный адрес значился как Уайтхолл-плейс, 4. На стене здания красовались большие часы, их циферблат был обращен во двор, на крыше вертелся флюгер. В управлении находились пятьдесят кабинетов. Начиная с 1829 года в них работали сотрудники городской полиции, а с момента своего формирования в 1842 году — в трех небольших помещениях — располагалась служба детективов. Общежитие, в котором квартировал вместе с другими полицейскими-холостяками Фредерик Уильямсон, примыкало к одному из углов Большого Скотленд-Ярда, позади рыбного магазина Гроувза. У другого угла была пивная — перед ней подвыпившая старуха продавала по вечерам в субботу свиные ножки. К северу от Скотленд-Ярда лежала Трафальгарская площадь, южнее протекала Темза.[78]

Сэр Ричард Мейн, чей кабинет также находился в Скотленд-Ярде, ставил Уичера выше других своих сотрудников. По воспоминаниям Тима Кавано, во второй половине 50-х годов «все сложные случаи сэр Ричард поручал Уичеру». Там же, в книге мемуаров, Кавано набрасывает портрет комиссара: «шестидесятилетний мужчина, ростом примерно пять футов восемь дюймов, худощавый, хорошо сложенный, с худым лицом, очень плотно сжатыми губами, седыми волосами и бакенбардами, ястребиным взглядом и небольшой хромотой, что объясняется, вероятно, ревматическим болями в бедренном суставе. На службе его и уважают, и боятся». По возвращении Уичера и Уильямсона в Лондон комиссар, как положено, распорядился оплатить их счета, включая надбавку за работу вне города (одиннадцать шиллингов в день инспектору, шесть — сержанту), и передал Уичеру пачку писем, содержащих предложения по расследованию убийства в доме на Роуд-Хилл. Такие письма на имя Мейна или министра внутренних дел потоком шли на протяжении всего минувшего месяца.

«Хотелось бы поделиться с вами своими соображениями; они, как мне кажется, могут оказаться полезными при разгадке этой тайны, — писал некто мистер Фаррер. — Обращаюсь к вам сугубо конфиденциально и рассчитываю на то, что мое имя не будет предано огласке… Так вот: эта самая Эли Гаф, нянька, возможно, спала в ту ночь с Уильямом Наттом. Ребенок (Кент-младший) проснулся, и они в страхе, что он перебудит весь дом, задушили его, и пока Натт относил тело в туалет, Эли перестелила постель». В постскриптуме говорилось: «Поскольку через жену Уилл Натт связан с семьей прачки, он мог куда-нибудь запрятать ночную рубашку, чтобы навлечь подозрение на других».

Версия о виновности Натта и мисс Гаф была наиболее распространенной. Один из корреспондентов, считающий, что Констанс «самым жестоким образом оболгали и повесили на нее всех собак», обращает внимание на то, что в медицинском заключении говорится о ноже «с загнутым концом», — «очень похоже, что речь идет о сапожном ноже, постоянно находящемся в деле». Натт — сапожник. «Горло перерезано от уха до уха, нож проник в тело до самого позвоночника» — это свидетельствует о решительности и силе удара, вряд ли доступной неуравновешенной шестнадцатилетней девушке; к тому же «у сапожников часто бывает не один нож, а два, и один из них как раз и мог оказаться в туалете».

Той же позиции придерживались безымянный корреспондент из Майл-Энда, капеллан из Бата, фабричный рабочий из Оксбриджа, графство Сомерсетшир, мистер Майнор из Саусворка и некий мистер Дэлтон, отправивший свое письмо из какой-то манчестерской гостиницы. А портной из Чешира требовал взять Элизабет Гаф «под строжайшее наблюдение».

Но наиболее подробное обоснование этой версии дал викарий из Ланкашира, судья городского магистрата: