Подозрения мистера Уичера, или Убийство на Роуд-Хилл

В сопровождении Парсонса, закончившего предварительный осмотр трупа, Фоли обошел дом. Они обследовали гардероб всех обитателей дома, включая ночной халат, оставленный на кровати Констанс. По свидетельству Парсонса, «на нем не было никаких пятен. Все чисто». Кроватка Сэвила была, по его же словам, «застлана чрезвычайно аккуратно — похоже, опытной рукой». В кухне доктор осмотрел через микроскоп ножи и не обнаружил на них никаких следов крови. Впрочем, в любом случае, по его мнению, ни одним из них нельзя причинить зафиксированных увечий.

Джон Фоли прошел в прачечную, чтобы осмотреть тело мальчика. Сопровождал его только что прибывший Генри Херитидж, тот самый констебль, которого Кент поднял с кровати в Саутуике. Затем они осмотрели туалет, где было найдено тело Сэвила. Заглянув в яму, Фоли, как ему показалось, разглядел на дне «что-то похожее на кусок материи». Он велел принести какой-нибудь крюк, прикрепил его к палке и извлек фланелевую тряпицу размером примерно двенадцать квадратных дюймов, с краями аккуратно скрепленными узкой лентой. Поначалу Фоли показалось, что это часть приталенного мужского пальто, но потом стало ясно, что это женская «фланелька», то есть мягкая прокладка, прикрепляемая изнутри к корсету, чтобы защитить грудь. Штрипки вроде были отрезаны, а сама фланелька пропитана густеющей кровью. «На ней были пятна крови, судя по всему, недавние, — пояснил Фоли. — Она еще даже не до конца засохла… Кровь пропитала всю поверхность, но, похоже, капли падали так медленно, что свертывались налету».

Чуть позже из Троубриджа подъехали с предложением своих услуг два специалиста — друзья Сэмюела Кента: врач Джозеф Степлтон и присяжный поверенный Роуленд Родуэй. Степлтон, проживавший в самом центре Троубриджа с женой и братом, обслуживал рабочих фабрик, инспектируемых Кентом. Он определял, позволяет ли состояние здоровья тех или иных работников, особенно детей, трудиться на производстве, и вел учет производственным травмам (через год Степлтон опубликовал первую книгу, посвященную убийству в доме на Роуд-Хилл, ставшую основным источником множества публикаций на эту тему). Что касается Родуэя, то это был вдовец, живший с сыном двадцати одного года. Он говорил, что застал Сэмюела «в состоянии горя и ужаса… подавленности и одновременно возбужденности»; по его словам, он предложил сразу же, «пока не исчезли или не были стерты следы преступления», телеграфировать в Лондон с просьбой прислать детектива. Но суперинтендант Фоли был против — по его словам, это могло породить лишь проблемы; вместо этого он послал в Троубридж за женщиной, которой надлежало провести обыск прислуги женского пола. Как отмечает Родуэй, «ему, кажется, было неловко вмешиваться в домашние дела, не говоря уж о мерах, которые приходится принимать в связи с расследованием дела». Сэмюел просил Родуэя передать Фоли, чтобы тот «делал свое дело и не чувствовал ни малейшего стеснения».

Фоли надел очки, опустился на колени, уперся руками в пол и, по собственному же описанию, «тщательнейшим образом обследовал каждый участок» пространства между парадным и черным ходом. «Я осмотрел все столбы и подпорки, лестницы, коридоры, подъездную дорогу, ступеньки, каждую травинку, каждую ворсинку на ковре в холле обнюхал — ничего».

В полдень Фоли в присутствии Степлтона и Родуэя допросил в столовой Элизабет Гаф. По словам Степлтона, она выглядела усталой, но ответы ее были ясными и последовательными. И вообще она производила впечатление «весьма разумной женщины». Родуэю тоже показалось, что на вопросы она отвечала «откровенно и обстоятельно, без малейшего смущения». На вопрос Фоли, кто, с ее точки зрения, мог убить Сэвила, она заявила, что понятия не имеет.

Сэмюел Кент спросил Родуэя, согласится ли тот представлять его интересы на дознании и следствии. Адвокат ответил, что это не самая удачная идея, ибо может возникнуть впечатление, будто Сэмюел сам является подозреваемым. Впоследствии Сэмюел утверждал, что обратиться к Родуэю его заставили не столько собственные интересы, сколько желание выгородить Уильяма: «Мало ли что могло обнаружиться — вдруг возникло бы подозрение, что это Уильям убил Сэвила».

Призвав на помощь еще двух-трех деревенских жителей, Бенгер очистил десятифутовую выгребную яму. Когда вода в ней опустилась до уровня шести — восьми дюймов, они тщательно ощупали дно, но ничего не нашли. Фрикер сказал, что надо бы проверить трубы, и пошел на кухню за свечой. Там он встретил Элизабет Гаф, спросившую, зачем ему свеча.

— Проверить бак, — пояснил водопроводчик.

— Да ничего там нет, — бросила она.

Позднее в доме появились другие полицейские, и среди них Элиза Дэлимор, в служебные обязанности которой входило проведение личного досмотра подозреваемых (женщин). Она была замужем за Уильямом — одним из констеблей, уже работающих по данному делу. Элиза Дэлимор отвела Элизабет Гаф в детскую.

— Что вам от меня нужно? — спросила няня.

— Вам следует раздеться.

— И не подумаю.

Миссис Дэлимор заявила, что ей придется это сделать, и провела Элизабет в гардеробную по соседству.